Феникс Побеждающий
Шрифт:
В панели слева открылось окно. На нём показывали Побеждающего Феникса, замершего посреди космоса. Подгоняемые вспышками-импульсами склады приблизились, из них начали выплывать сферы горючего — они вереницей летели к жаждущему кораблю, напоминая нить жемчуга.
Справа и слева от исполина открывались новые хранилища, к каравану сфер присоединился второй, третий, двадцатый, сотый. Огромные отсеки Феникса оживились, открылись, охотно заглатывая дары.
Зажглись габаритные огни — левый борт красным, правый — зелёным, киль — сверкающим белым. Корабль воскресал.
—
— Простите, уважаемый, я так вовсе не думаю. Я это ясно вижу.
Один за другим появлялись буксиры, толкающие носами километровые пластины золотого адамантия. Бреши в великанском корпусе заполнялись.
Медленно, но верно, тонна за бесчисленной тонной, корабль наполнялся материей, топливом, биоматериалами, вычислителями. Пластины обшивки, как снегопад, валили на корпус, открывший золотые двери дарам.
Фаэтон сказал про себя:
— Воскресай, Феникс, и неси жизнь пустым мирам. Кто может бояться столь благородного корабля?
Только сейчас Фаэтон понял, что Феникс слишком похож на остриё копья — гладкий, прекрасный, смертоносный. Просто, слишком просто, с умопомрачительной лёгкостью он может превратить создающие миры орудия в разрушающее мир оружие. Фаэтон находил, что такая мысль ему нравится больше, чем стоило бы.
И, поскольку бригады и грузчики теперь полностью его (в отличие от материалов корабля, принадлежащих Неоптолему), роботов можно было отправлять куда заблагорассудится.
Один мысленный приказ — и полсотни лодок перешло к Дафне. Теперь у неё есть запасные убежища — с горючим, компьютерами и медицинскими системами. Теперь она хотя бы не в цистерне полетит. А его ждал Побеждающий Феникс. Его корабль.
ПРОЩАЛЬНАЯ ЧАША
Фаэтон висел в пустоте. Рука сжимала пику обратной связи, сердце сжимало дух поэта, в глазах — золотой мираж. Он находился посреди корабля, в тридцати километрах от носа, и из сотен глаз наблюдал за последними приготовлениями.
Корабль — его, что бы ни говорил закон. Адамантий, антиматерия, энергия, углеродные композиты, молекулярно усиленная сталь — всё воплощало именно его мечту.
Без Ментальности осмотр пришлось проводить, руководствуясь протоколом подпитки и заправки в необитаемых системах.
Электромагнитные волны не проникали через корпус, и лодок-операторов на такую громаду не хватало. Приходилось не отправлять сигнал вкруг корабля, по цепочке ретрансляторов, а лететь самому, в теле, и спрашивать, говорить, соединять разум с механиками и макроманекенами напрямую. С каждой машиной был нужен зрительный контакт. Каменный век.
На плечи Фаэтона свалилась тяжесть руководства. Он летал вокруг корабля, размахивая копьём, и надзирал за работой лично. Сам прикасался к золотому корпусу. Сам проверял, перепроверял, осматривал и испытывал. Труд допотопный — всё равно, что вырезать каноэ каменным топором в Четвёртой Эре, когда уже изобрели Самоуправляющиеся механизмы фон Неймана, или как во время Шестой эры собирать стабильную псевдоматериальную капсулу, пользуясь только классической таблицей Менделеева. Кустарный труд, но труд прекрасный. Фаэтон влюбился в этот труд.
Но любовь — труд сама по себе. Соседство с Солнцем не помогало — приходилось отвлекаться и поворачивать корабль, чтобы он не перегревался неравномерно. Эволюционирующие роботы тоже пользы не приносили — пока им хватало ума прятаться от Солнца на теневой стороне корабля, а вот понятие о долге, прилежании и общей выгоде в мозги ещё не влезало. Фаэтон выделил им паёк — отключил поведенческие ограничители и распылил по обшивке катализаторы самопочинки и самовоспроизводства. Ленивые роботы не давали потомства — им не хватало энергии. Фаэтон не вмешивался в естественный отбор — скоро перенаселение заставит их освоить и солнечную сторону.
Несмотря на все трудности, Фаэтон подготовил корабль быстрее, чем ожидал. Всего через пятьдесят часов он был готов.
Стояла Девятая Ночь перед Трансцендентальностью. Фаэтон пропустил танцы. Вокруг — ни единого движения, даже автоматические системы замерли. Судна остыли, но зато такого радиообмена и за десять тысяч лет не увидишь. Среди доков, хранилищ, магазинов и верфей Фаэтон работал один. Остальные праздновали.
Танцы ему всё равно не нужны. С копьём наперевес Фаэтон летел по бьефе к остывшему, тихому сердцу корабля. Мимо пространства двигателей, мимо бесконечных рядов топливных ячеек, по безгоризонтному простору антиматериальных сфер замёрзшего металлического водорода, мимо вычислительных коробков и корабельных разумов, кольцами обнявших жилые отсеки.
По сравнению с остальным кораблём главная палуба занимала не больше места, чем мозг в теле динозавра. Ближе к оси — то есть "над" уже раскрученной палубой жилые отсеки были сверхохлаждены и сжаты избыточным давлением, готовые принять нейроформу Холодных Герцогов Нептуна. Внешний обод целого городка кают и жилищ вращался многократно быстрее задуманного.
Ещё выше палубы с Земным притяжением вместили в себе лаборатории, бреходромы, огромные магазины мыслей и вещей, народные атриумы, бани, средоточители, больницы, камеры наносборки, зелёные сады, синие сады, теплицы, пиршественные залы, птичники, дворцы, музеи, студии художников-метантропов и прочие необходимые цивилизованному человеку учреждения.
И мостик — как яхонт в кольце, превращающий красивую безделушку в бесценный архив и верного слугу.
Да, жалко упустить танец Земли и остальных миров на Двенадцатую ночь. И пропускать пение Всемирного Хора досадно. Чудесная симфония-пеан, сплетавшая каждый разум и душу в невообразимую гармонию, увенчивала Десятую Ночь без его участия. Но Фаэтону не нужны песни, пляски и всякие забавы.
Фаэтон выпрямился. "Над" ним разделилась дверь, на Фаэтона пролился тусклый свет, подобный свету зари. Пол поднял Фаэтона внутрь, на капитанский мостик. Какая ещё ода нужна?