Феникс. Служение
Шрифт:
Более чем.
Я кивнула. Вот и ответ на вопрос, почему фронде путешествует вместе с чародейкой. Не знаю, правда или нет, но я слышала, что некоторые долгоживущие привязываются к своим младшим кровным родственникам или друзьям, ища возможности разделить столетия существования заботой о ком-то. Видимо, Милатиэлю заботы о природе было мало. Или, может быть, было тут что-то иное, недоступное мне.
— Просто пока мы идем бок о бок, не дай ей свернуть шею где-нибудь по глупости — и этого достаточно, — продолжил фронде. И сменил тему: — Ожог уже полностью свести не выйдет, что могу — сделаю, не более. Но глаз вернуть несложно. Скажи только, столько тебе лет,
— Ожогом больше, ожогом меньше. Плевать. А лет… В первой жизни или во второй?
Фронде посмотрел на меня с удивленным любопытством.
— Ты не нежить, — протянул он. — И лишь наполовину эльф, ты не можешь помнить иные воплощения на этой земле.
Я усмехнулась. Вот что его удивило… Да, говорят, что эльфы помнят иные жизни. А правда то или нет — не знаю. Впрочем, я говорила о другом.
— Я их и не помню. Ты не знаешь, как становятся Служитем?
Мало кто знает, впрочем. Нас мало. А «Книгу Пламени», кажется, и не все поклоняющиеся даже одному Фитаю знали, что уж говорить о верующих во всех Светлых Владык?
Эльф искренне покачал головой.
— Я никогда не интересовался этим вопросом. Дианель говорила, что рядом с домом ее матери, когда она еще жила с ней, был храм, где жил Служитель, настраивавший всех против магиков и проповедовавший очищение и смирение, но тебя я при храме представить не могу. К тому же у того человека была семья, а ты же, как я понимаю, проводишь все дни в охоте на колдунов.
С редкими перерывами вроде жития в Сольде — да.
— Если он жил при храме, то не был Служителем. Или Рыцарь Огня, или простой жрец, или даже клирик, если не имел никаких сил, — я пожала плечами. — У Служителей нет семьи. И жизни нет кроме той, что дарует нам Фитай. Однажды каждый из нас уже умирал, и наша душа покидала разрушенное тело. Но Владыка Огня в великой мудрости избрал нас, сделал своим сосудом и наполнил своим Огнем, поддерживающим чистоту телесную и духовную. Ни у кого из Служителей нет дома, нет семьи и нет иной жизни кроме борьбы с тьмой и защиты разумных от врагов Владыки и всякой мерзости. Нам отмерен путь, и в его конце мы сгорим навсегда.
Так записано в «Книге». И так жила я, каждый миг ощущая, что ради этого я тут, на этой земле.
Милатиэль слушал с любопытством. И, после паузы на размышления, заметил:
— На Острове те, кто помнят прошлый мир, говорили, что там существовали Возрожденные Фениксы, избранные Повелителем Пламени, которым он даровал бессмертие. Я всегда думал, что это лишь легенда о тех, кто хорошо владел огненной магией, но, судя по всему, я ошибался.
Однажды я видела в древнем храме, что стоял на самых окраинах Первого Города у алтаря Фитая изображение дивной, необычной птицы, объятой огнем. О фениксах ходили легенды на юге, но лишь легенды, как и о драконах. Эти существа не последовали во Врата, а здесь им было неоткуда взяться.
— Так все же — сколько тебе лет? С рождения, — Милатиэль не умерил своего любопытства по этому поводу.
— Восемьдесят семь.
Из которых шестьдесят четыре я живу одолженной у Владыки жизнью.
— О, будь ты чуть-чуть старше, я бы сказал, что ты в три раза взрослее Дианель, — не без улыбки заметил эльф, — Но увы. Впрочем, и того что есть достаточно. Благо, чтобы вырастить тебе именно твой глаз мне не придется сжигать его и восстанавливать вновь, — не без веселья продолжил он.
Что ж, и на том спасибо.
Не знаю уж, может ли кто-то еще из магиков восстанавливать утерянные глаза, и как при этом себя будет ощущать исцеляемый, но фронде проделал этот трюк легко, пусть ощущения и были довольно… Специфическими. Никогда не думала, что смогу почувствовать как в глазнице что-то двигается и зудит. И не просто почувствовать раз, а ощущать это три полных дня.
Зато когда на исходе третьих суток Милатиэль позволил снять повязку и убрал все свои чары, мешавшие напрягать глаз, я вновь видела так, словно и не случилось той схватки на болотах. Шрамы на лице остались, но и говорить они почти не мешали, и видеть. Ну а что людей вокруг распугивают… Да плевать.
После заката, когда на палубе остались лишь те, кто нес вахту, я, прихватив меч, вышла на свежий воздух. Вынужденное ничегонеделание в тесноте кают утомляла, к тому же торчавшая там сейчас чародейка, все своим видом показывающая как ее расстраивает мое общество, раздражала. Мы были из разных миров, и если мне это было привычно, то ей, кажется, — нет.
К тому же хотелось проверить, не подведет ли меня зрение в бою. Не то чтобы я не доверяла эльфу, но все же.
Качка, сейчас бывшая совсем небольшой, не мешала моему занятию, как и любопытные глаза посматривающих на упражнение матросов. Я взмахнула клинком, повторяя много лет назад усвоенные связки и переходы. В настоящем бою так никто, разумеется, не сражается, но отточить навык и привыкнуть делать хорошо каждый элемент по отдельности подобные движения помогали. Никто не даст тебе нанести подряд десяток ударов и сделать пять-шесть пируэтов. Один удар, второй, третий — и или кто-то будет ранен, или убит, или бой разведет дальше. И все.
Но чтобы нанести эти два-три удара так, как нужно, и тогда, когда нужно, стоит выполнить десятки, соревнуясь лишь с собой.
Когда-то меня обучил этому Акиф, Рыцарь Огня с моей родины. Иронично — сначала я помогла ему в одной заварушке, а он, ворча что истинному Служителю не пристало полагаться на один Огонь, взялся наставлять меня во владении мечом, желая научить сражаться и без дарованных Владыкой сил. И эта наука выручала меня больше раз, чем я могла вспомнить.
На удивление Акиф, пусть и был до Рыцарства кшатрием, предпочитал прямой клинок, чьему владению обучился в юности где-то, кстати, близь Гослара. К моему еще большему удивлению учить он умел, и мне удалось хотя бы немного, но освоить то, чему учили годами, за куда меньшее время. А потом были годы практики.
Наши пути давно разошлись. Акиф был человеком, и давно уже лежит в сырой земле. У него была семья, был сын. Интересно что с ним стало — тоже подался в Рыцари? Или нет? Хотя наверняка и он уже мертв.
Привычные движения порой давали слишком большой отдых разуму, и я, вспомнив Акифа и свои первые тренировки, безнадежно отвлеклась от реальности, возрождая в памяти и свою кровную семью. Ни у кого из них не было крови долгоживущих, но ведь наверняка кузен женился и имел наследников. Кем они стали? Какой век прожили? Существует ли еще дело отца?
Углубившись в прошлое, я не сразу поняла, что за мной наблюдают. Очень пристально наблюдают, и этот взгляд все же нервировал.
Я прервала движение и повернулась, ища глазами того, кто проявлял интерес к моему занятию. С Арджаном состязаться не хотелось — победить в честном бою рослого и умелого ящера мне было не под силу, и потому приходилось постоянно удерживать Огонь, что раздражало. Наверное, стоило быть благодарной Владыке за такую возможность развивать терпение… Но была у меня еще одна причина не слишком усердствовать в совместных поединках.