Феникс
Шрифт:
— Хорошо ей: шесть мужиков — выбирай любого, никто не откажет. А нам что делать? — вздохнул Асин.
— Персонально для тебя всё ещё есть Вредитель! — рыкнул Шиин.
— Ну ты и скотина, — Асин хохотнул, на всякий случай отодвигаясь подальше от непонятно на что ощетинившегося не хуже упомянутого хааи мужчины. Наверное, ему тоже чего-то хотелось, но он упорно в этом не признавался.
***
Тонкие пальцы пробежали по спине Кьяра, прослеживая рельеф мышц, и подсказывая прижиматься теснее. Ная потянула его за волосы, заставляя откинуть голову и открыть беззащитную шею. Проскользила по ней губами, слегка оцарапывала клыками кожу над бьющимися венами.
Она позволила целовать и ласкать себя, как ему вздумается: тихо стонала, когда его пальцы находили чувствительные
Она обхватила его руками за шею и подняла лицо, надавливая большими пальцами на линию челюсти. Укусила его мягкие губы, слизала выступившие капельки крови и тихо зарычала.
Женщина, которой он принадлежал целиком и полностью, которая могла делать с ним всё, что угодно, оставлять любые следы и метки, которая клеймила его кожу укусами — Кьяр плавился в её руках, тонул во вседозволенности. Он сжал пальцы на её талии, когда сильные бедра удержали его на месте, заставляя отдать ей весь контроль над их движениями. Несдержанно простонал, когда она, целуя его, вжалась в него, соединяя их настолько близко, насколько это было возможно.
— Громче, — тихий шёпот на ухо, заставил раз за разом сдаваться и подчиняться, позволяя голосу звучать ещё откровеннее.
Ная любила, когда мужчина растворялся в ней, сливался с ней. Она горела вместе с ним, она наслаждались вместе с ним. Она делала всё, чтобы видеть его на грани, на пике. Она разделила с ним его оргазмическую дрожь, прижимаясь к нему всем своим телом, и поймала губами его сорвавшееся на крик рычание.
После, лёжа рядом с ней и вдыхая её усилившийся после секса запах, который остался бы на его коже ещё на несколько часов, Кьяр думал о том, что то, что она не соглашалась с ним спать раньше, было для него на самом деле благословением: оказаться в её руках один раз и потерять — это было бы слишком жестоко. Сейчас, когда он принадлежал ей, он мог позволить себе расслабиться и тонуть в удовольствии, ни о чём больше не переживая. Он знал, что она останется рядом, будет спать на его груди, проснётся рядом с ним и будет целовать его прокушенные ей же губы. Ему нравились эти укусы. Обычно женщины, следуя негласному правилу борделя, не оставляли на нём следов. Теперь же Кьяр каждый раз с наслаждением прикрывал глаза, ощущая, как Ная царапает его лопатки и оставляет метки от своих клыков на его плечах и шее.
Кажется, впервые в его жизни появилась определённость: Ная будет с ним до тех пор пока им хорошо друг с другом. У неё не было склонности постоянно менять мужчин, и, зная как она относилась к Ариену, Кьяр мог быть уверен, что, если она назвала его своим, то уже не отпустила бы, и он был этому рад. Рад оказаться тем, кому она позволила бы пойти с ней даже в дебри измерений.
Он перебирал рассыпавшиеся по его плечу волосы женщины, рядом с которой весь остальной мир терял свою значимость, и мысленно благодарил Хаос за то, что всё сложилось именно так. Казалось, вся его жизнь теперь приобрела новый смысл и наполненность. Кьяр вручал её в эти руки, которые с трепетом прижимал к своим губам, с радостью и готовностью к любым последствиям. Он был готов платить за то, что имел — он слишком хорошо знал, что у всего была своя цена. И цена, которую он должен был бы однажды заплатить за своё счастье — смерть. Либо с Наей, либо за неё — по-другому жизнь тех, кто шёл против Богов не заканчивалась. Но ему было без разницы — все рано или поздно умирали, и мало кто своей смертью. А он, по крайней мере, покинул бы этот мир с лёгким сердцем, ни о чём не сожалея — прекрасная судьба, начавшаяся среди тех, кто умел только торговать своим телом, но однажды закончившаяся рядом с женщиной, ради которой он без тени сомнения был готов поставить на кон всё.
Любовь и смерть так часто шли рука об руку в их мире, но он не боялся, как не боялись, наверное, и все, кто когда-либо открывал свои сердца тем, кому доверял.
Доверие и жизнь, любовь и смерть — в этом была своя поэзия, прекрасный танец на лезвии меча. А Кьяр любил танцевать. Он улыбался, сплетая их с Наей пальцы: не важно насколько тонка
Кьяр засыпал, прижимая к себе женщину, которая помогла ему увидеть свой путь в этой жизни и почувствовать себя на своём месте, стёрла терзавшие его неуверенность и неопределённость, стала его живым, бьющимся сердцем и не побоялась хранить это сердце в своих руках. Кьяр любил и чувствовал себя любимым.
Глава 20. Криндур
Спустя почти две недели отряд вышел к границам небольшого человеческого города у подножья тех самых гор, куда они собирались подняться, чтобы Ная наконец-то смогла начать свои тренировки.
Становилось всё холоднее, небо всё чаще затягивало тучами, по утрам поднимался плотный туман. Тёмные эльфы шипели на погоду, кутались в тёплые плащи, купленные Лиасом, но, услышав, что вскоре температура упадёт ещё ниже и повсюду будет сыплющаяся с неба вместо дождя замерзшая вода, поняли, что их будет явно недостаточно и выследили в лесу ещё шестерых медведей. Теперь не понятно было только, что делать с обувью: их сапоги ещё выдерживали холод, но они слишком быстро промокали, и когда пошёл бы снег, то толку от них уже не было бы.
Если верить карте, то город, раскинувшийся в долине перед отрядом назывался Криндур. Первый раз, когда Лиас прочитал это название, дроу, выражаясь их же языком, повели себя как пьяные гоблины: мужчины вместе с предводительницей хохотали, как ненормальные, и в итоге окрестили город Куриндуром и Куркериком, что на тёмном языке означало «загон для кериков» или, как их ещё называли, индуров. Из описания этих тварей Лиас понял, что они были чем-то вроде помеси цапли и курицы, питались в основном рыбой, но, как и многие монстры, в целом, могли жрать, всё, что двигалось, к тому же были очень неприхотливыми, поэтому дроу их выращивали ради мяса, перьев для письма и подушек, и клювов, использовавшихся для изготовления столовых приборов и различной бытовой мелочи.
Куркерик был небольшим городом, окруженным двухметровой каменной стеной и с обитыми железом деревянными воротами, которые на ночь закрывали.
Осмотрев поселение с высоты полёта феникса, Ная так и не смогла понять, была ли какая-то логика в расположении домов и кварталов внутри или нет. Если она и была, то логике тёмных эльфов, видимо, не соответствовала: утоптанная земля улиц и преимущественно одноэтажные деревянные строения разных форм и размеров, разбросанные внутри квадрата городских стен. Но зато в Криндуре были рынок, загоны для животных, конюшни, кабаки и даже храм, в котором, как выразилась предводительница, поклоняются стихиям в наипохабнейшей форме. Похабная форма стихий заинтересовала всех, поэтому воспоминания о храме сперва перекочевали к Асину, а потом и к Кьяру, который уже создал иллюзию для всех: с четырёх сторон высокой резной деревянной постройки стояли статуи, изображающие божеств: старик, олицетворяющий огонь, молодая женщина — вода, юный мужчина — воздух и старуха — земля. Лиасу они показались вполне красивыми, поэтичными образами, но тёмные эльфы разбавляя свою речь ругательствами примерно на две трети, быстро объяснили ему, что огонь — это температура тела, вода — кровь, воздух — дыханье, а земля — кости. Спорить светлый эльф не стал, только на всякий случай запомнил, что любой романтизм дроу был чужд: никаких возвышенных сравнений. Плоть и магия — это единственное, что они понимали.
Решая, как и когда идти в Куриндур, отряд наблюдал за городом и воротами из полуголого леса.
— Там лошади. Не такие хорошие, как у нас, конечно, но можно купить парочку, — предложил Лиас, — нам ведь предстоит постоянно спускаться сюда за продуктами — верхом проще будет.
— Зачем покупать? Можно спереть, — хмыкнул Иран.
— Нельзя спереть: с нами светлый эльф — он нас прирежет когда спать ляжем за такое, — хохотнула Ная.
— А у тебя есть деньги? — поинтересовался у неё Иран, скептически подняв бровь.