Феномен Крикушина
Шрифт:
– Ладно, ладно. Это ты будешь своей жене объяснять, - пугнула меня Ольга и потащила Меркурия в комнаты: - А что за женщина к тебе приходила? Только не ври, я все знаю!..
– Почему ко мне?
– громко сопротивлялся Меркурий.
– Заходила какая-то бабешка, страшная как смертный грех, спрашивала, не сдается ли дача...
– И чтобы ответить нет, ты пригласил этот смертный грех в дом на целый час?
– Так это совсем другое дело! Это счетчик проверять приходили. Целый час фазу искали, - Меркурий закуривал и пытался выскользнуть на веранду.
–
– Кирилл угостил...
– Ах, Кирилл!.. Ему прибавили зарплату, и он стал получать как министр? Я не знаю, что вы тут затеяли, - голос Ольги дрогнул, - но если ты сейчас же не поедешь со мной... Я сама сообщу куда следует!..
Я подхватил ведра и припустил за водой. За мной вышел Крикушин. Следом за ним выскочил Степка, точно ему поддали пинка...
Из открытого окна еще долго доносились бубнеж Меркурия и резкий голос Ольги.
Наконец дверь распахнулась, и Ольга с гордо вскинутой головой зашагала к калитке. За ней покорно шел Меркурий с портфелем и чемоданом.
Ольга открыла калитку, пропустила в нее мужа и только тогда сухо кивнула нам: До свидания. Меркурий обернулся, что-то хотел сказать, но получил тычок зонтиком.
Калитка захлопнулась.
Мы с Крикушиным приуныли.
Но не прошло и пяти минут, как Меркурий под радостный лай Степки влетел на участок. Тяжело дыша и озираясь, он велел мне встретиться с Михаилом Арнольдовичем и предупредить его, что фирма уходит в подполье. Списки уничтожить. Язык держать за зубами. Если вызовут, твердить одно: знать ничего не знаем, ведать не ведаем.
Крикушину Меркурий посоветовал выходить на работу, но ни за какие коврижки не соглашаться на эксперименты со своими феноменальными способностями. Лучше всего сказать, что наступил творческий кризис.
– Ну, пока, - обнял нас Меркурий.
– Я бы мог запросто остаться, да отношения с женой портить не хочу. Звоните. Буду дома!
– Он сунул Крикушину сложенную вдвое пачку денег и помчался к станции.
И мы пошли собирать вещи.
Перед отъездом я встретился с похудевшим от ежедневных заплывов Михаилом Арнольдовичем и передал ему указания Меркурия о подполье. Тот не на шутку перепугался.
* * *
Я бродил по пустой квартире, зубрил от нечего делать английские слова и по вечерам смотрел телевизор. Несколько раз я вызывал на переговоры жену. Дети рвали у нее трубку. За тысячи километров пробивались ко мне их возбужденные голоса. Они хвастались пойманными крабами и ябедничали друг на друга. Жена говорила, что соскучилась.
Крикушин вышел на работу, но в должность инспектора по производственным отношениям, к которой его усердно подталкивали новый директор и старый месткомовец, вступать не спешил. Кабинет, отделанный финской фанерой, и шальной оклад, обещанный его владельцу, оставались невостребованными. От перехода в профессионалы Крикушин отказывался. Зачем? Его вполне устраивает нынешняя работа.
Между тем весть о возвращении Крикушина из отпуска быстро разнеслась по институту. На него почему-то стали смотреть как на злого демона. Шептались, что директор уже заготовил список, а Крикушин согласно этому списку будет инспирировать своими рассказами увольнение не пришедшихся к новому двору сотрудников.
Крикушин же клялся мне, что и в мыслях не держал ничего подобного. Да, беседовали с директором, строили планы, но не такие же...
Тем не менее началась паника. Многие уволились. На директора и Крикушина посыпались анонимки. Их называли нечистой парой и приписывали им деспотические намерения. Писали, что институт парализован страхом, годовой план научных исследований под угрозой, никто не хочет работать, пятилетку не выполнят...
Грязи и мути поднялось предостаточно. Любая реплика Крикушина передавалась из уст в уста с многозначительными комментариями и домыслами, а текущие беды и потрясения, неминуемые в большом коллективе, стали толковаться, как следствие его зловредной деятельности. Растрата, обнаруженная в институтской кассе, и женитьба седовласого Никифорова на студентке-практикантке Лялечке немедленно были отнесены на его счет, так же как и пожар на даче Зябликова, унесший, помимо мебели и самого строения, тридцать восемь банок огурцов домашней засолки.
Крикушин грустил. Несколько раз он заходил ко мне с Наташей. Мы пили кофе, и жена, вернувшаяся уже с Юга, с интересом поглядывала на нее.
– Вот увидишь - они поженятся, - безапелляционно заявила она.
– Я вижу, как она на него смотрит. Вот увидишь...
Меркурий в то время находился под надзором жены: Ольга заменила ему домашний арест ссылкой в деревню. Она отложила ремонт квартиры, взяла отгулы и увезла взрывоопасного мужа и дочку под Лугу. Меркурий бродил в сосновых борах, глотал свои яйца и слал нам фантастические телеграммы. А однажды ему удалось добраться до телефона, и он попросил, чтобы Крикушин срочно устроил ему поездку в Ленинград - хотя бы на сутки.
– Только не завтра, - хрипела трубка.
– Завтра мы с дочкой собираемся подняться на воздушном шаре. Есть грандиозное предложение!..
Крикушин отнесся к его просьбе рассеянно. Он прищурился, глядя куда-то в себя, и помотал головой.
– Ничего не выйдет...
Мне показалось, он не хочет спешить с возвращением напичканного идеями Меркурия.
* * *
Неожиданно Крикушин пропал.
В его отделе коротко отвечали, что Крикушина нет, и вешали трубку. Я звонил ему несколько дней подряд.
Секретарь директора, на которую я вышел через справочное, долго выясняла, кто я, по какому вопросу мне нужен товарищ Крикушин, и наконец шепотом призналась, что со вчерашнего дня он у них больше не работает.
Вечером я поехал к нему домой.
Резкие звонки, которыми я атаковал его квартиру, заставили бы поморщиться покойника. Я звонил нашим старинным кодом: два тире, три точки. Дай-дай за-ку-рить! Тишина. Не лаял и Степка.
Тогда я спустился к автомату и набрал номер Наташи.