Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти?
Шрифт:
Тем лучше: на этот раз нам даже известен пароль.
Значит, весь вопрос только в том, кто явится раньше в Локоть — мы или брасовское подкрепление…
Пашкевич уводит четверых арестованных. Пятый — тот, кто так словоохотлив, остался со мной.
Один за другим входят командиры. Даю задание: в Локоть входить под видом брасовцев. Пароль — «Царь Федор», отзыв — «Апраксин». Войдя в город, группа Вани Федорова должна ворваться в офицерскую казарму, Кочеткова — штурмовать тюрьму и освободить Буровихина, группа трубчевцев с Кузьминым во главе — уничтожить руководство «партии»; Сталинский отряд прикрывает
— Движение ускоренным маршем, лошадей не жалеть! — заканчиваю я.
На крыльце сталкиваюсь с Пашкевичем.
— Арестованный убежал, — тихо говорит он. — В тот лесок. В сторону Локтя.
— Ларионов с Джульбарсом, сюда!
Собака нюхает след на снегу, ощетинивается и бросается в лес. За ней бежит Ларионов.
Ну словно нарочно!.. Если беглец уйдет, нам нечего идти в Локоть. Даже если и найдем его, провозимся с ним слишком долго, и тогда наш план ломается: наступит утро, в Локоть войдет подкрепление из Брасова…
Крепчает мороз. Поднимается ветер. Минуты кажутся часами…
Наконец из леса появляется Ларионов.
— Все в порядке, товарищ командир. Спасибо Джульбарсу…
…Быстро бегут лошади под уклон к Локтю. Сзади, на востоке, чуть светлеет горизонт.
— Ходу! Ходу! — несется по колонне.
Голова колонны уже въезжает в Локоть… Уже вся колонна в городе… Даже пароль не понадобился…
Улицы безлюдны. Тишина…
Перед нами большой занесенный снегом парк. Наши группы молча расходятся к своим объектам. А Локоть словно вымер. Неужели все пройдет так гладко?..
Раздается треск автоматов. Вокруг визжат и рвутся разрывные пули, и не поймешь, откуда стреляют. С этих заснеженных деревьев? Из соседнего дома? Из укрытия в парке?..
Стрельба нарастает с каждой минутой. Уже гремят выстрелы в стороне тюрьмы, офицерской казармы, дома, где живет Воскобойников. Значит, все группы вошли в бой…
Наступает рассвет. Поднимается солнце…
На КП прибегает связной. Докладывает, что тюрьма взята, но отступившая вначале охрана вернулась и сейчас блокирует тюрьму. Группа Кочеткова в осаде. Вместе с Кочетковым остался Пашкевич.
Беру харьковчан и бросаюсь на выручку.
Подступы к тюрьме под огнем: бьет вражеский автоматчик. Первым замечает это боец харьковского отряда, комсомолец Вася Троянов. Вася ползет по глубокому снегу. Вокруг него пули срывают снежинки с высоких сугробов, но Вася продолжает ползти. Он уже за углом пристройки, в тылу у вражеского автоматчика.
Обстрел усиливается. Троянов неторопливо прицеливается и дает короткую очередь. Автоматчик снят.
Троянов ползет обратно. Снова вокруг него пули вздымают снег. Еще несколько метров — и он скроется за выступом дома. Вдруг Вася вздрагивает и выпускает из рук автомат. На снегу расплывается красное пятно.
Харьковчане под огнем вытаскивают тело друга. Троянов убит пулей в сердце… Уже после боя в кармане его гимнастерки находят заявление:
«Прошу партийную организацию принять меня в ряды большевиков. Обязуюсь мстить врагу жестоко, беспощадно, неустанно…»
Мы врываемся внутрь тюрьмы. В коридоре лежат вражеские трупы. Их, пожалуй, более пятнадцати. Неужели был так силен тюремный гарнизон? В тех сведениях,
О гарнизоне не упоминалось ни словом… Как мог произойти такой грубый просчет?..
В тюрьме меня встречает Пашкевич.
— Сюда, Александр, — тихо говорит он.
Идем по коридору. На полу обваливается штукатурка, разбитое стекло, брошенный автомат, пустые патронные гильзы.
Входим в камеру. После яркого, солнечного морозного утра первое мгновение ничего не вижу в этой серой полутьме. Наконец, на полу вырисовывается фигура. Подхожу ближе.
Лужа крови. Клочья рваной окровавленной одежды. Исполосованный ножом, обезображенный труп.
Буровихин… Вася Буровихин… Его тонкий нос с горбинкой. Его густые, сросшиеся у переносья, брови.
— Когда я пришел сюда, — тихо говорит Пашкевич, — труп был еще теплый. Василия убили в тот момент, когда мы ворвались в Локоть… Смотри.
Николай подводит меня к стене, зажигает спичку, и в ее мерцающем свете я вижу слова, нацарапанные на грязной серой стене:
«Выдал связной. Концы в Севске. Шперлинг аме…» [50]
— Вот кто убил его, — все так же тихо, словно он не смеет повысить голоса в этой страшной камере, говорит Пашкевич. — Этого большого, честного, несгибаемого человека…
50
Налицо — пропаганда эпохи «холодной войны». А. Даллин в этой связи замечает: «В 1953 году советские пропагандисты заявили, что Воскобойник и его покровители были агентами американской разведки! Эта фантастическая версия была призвана доказать, что программа Воскобойника согласуется с послевоенными планами американцев по интервенции в СССР». См.: Даллин А. Указ. соч. С. 21–22. Учитывая это, все данные А. Н. Сабурова про взятие тюрьмы в Локте и про надпись Буровихина представляются весьма сомнительными. — Примеч. ред.
Неподалеку с воем рвется мина. Бой продолжается. Надо спешить.
У дверей с автоматом наготове стоит Ларионов. Он ничего не говорит нам, но я знаю: Ларионов скорее погибнет, но никому не отдаст Василия…
Бой то затихает, то вспыхивает с новой силой. Трещат автоматы. Около офицерской казармы бьет станковый пулемет.
Стараюсь сосредоточиться, по звукам выстрелов определить ход боя, но перед глазами по-прежнему стоит мрачная темная камера, замученный Буровихин и надпись на стене: «…Концы в Севске, Шперлинг аме…» Что это значит?
Связной от Кузьмина докладывает: наши прорвались к дому, где жил Воскобойников… Минут через десять — новый связной. От него узнаем, что лидера «партии всея Руси» срезала пулеметная очередь Леши Дурнева.
Часть дела сделана…
— Ваня Федоров в офицерской казарме! — взволнованно сообщает Петраков. — Он бьется один…
Как выяснилось потом, у казармы дело обстояло так.
Оставив своих бойцов в прикрытии, Ваня спокойно пошел к дому. В предутреннем морозном тумане смутно вырисовывалось большое каменное здание сельскохозяйственного техникума, превращенное в казарму.