Феномен языка в философии и лингвистике. Учебное пособие
Шрифт:
Решая проблему истинности или ложности имен, Платон должен был ответить на вопрос, почему одна и та же вещь может иметь не одно, а несколько имен. Возможно, это вопрос о словах-дублетах, ср. рус. малиновка и зарянка. Два различные наименования одной и той же птицы. Не исключено, что речь шла о словах, в которых акцентированы различные стороны обозначаемого предмета, ср. рус. учитель, педагог, преподаватель, воспитатель? Ср. рисунок 2.
Рис. 2. Способы соотношения имен с вещью.
Хотя имя вещи создал творец, это еще не значит, что имя используется
Если говорящий использует имя не в общепринятом смысле, является ли это имя ложным, например, если он обозначает словом лошадь «человека»? С позиций современной лингвистики, если речь идет о необщепринятых переносных значениях слова, то это проблема окказионализмов, разрабатываемая в лексикологии, ср. русск. колобок (маленький, круглый, полный человек), пуля (быстрый, деятельный человек). В языке переносное имя может употребляться более или менее ограниченно. Так, например, слово лошадь как образное, метафорическое наименование человека в русском языке нельзя считать распространенным. Однако оно может использоваться в качестве базы для сравнения при обозначении деятельности или действий человека, ср. работает как лошадь, ржет как лошадь.
Конечно, имя само по себе нельзя назвать ложным или истинным. Ложным, или отклоняющимся от нормы в той или иной степени нельзя считать и переносное, смещенное знаковое отношение, ср. пень, дуб, березка, гнида как обозначение «человека». В данных словах первоначальное значение становится мотивационным фоном восприятия. Смещение семиотического отношения не приводит к полному отождествлению налагаемых друг на друга понятий, ср. «пень» = «человек». Возможно, впечатление ложности производит сам акт подмены имен, отход от стереотипного соотношения слова и вещи. Социальная обусловленность данного отношения подводит под современное понятие «ложности» понятие «необщепринятости» или «неприемлемости», а это уже проблема конвенциональности, незримо корректируемая «природой вещи». Вряд ли можно назвать человека «столом», «пером», «ковром».
Проблема истинности / ложности имен связана у Платона с проблемой целого (речи) и части (слова). Правомерно ли считать речь истинной, если в нее входят неистинные (ложные) части, т. е. ложные имена? (ср.: «Имя и есть наименьшая часть» речи). Если допустить, что участники диалога под ложными именами понимали слова с переносным или отжившим, этимологизированным значением, можно считать правильными высказывания, в которых эти, якобы, ложные имена используются, ср. Он носит куртку, где слово куртка восходит к латинскому слову curtus (укороченный, срезанный); ломать голову над чем-либо (интенсивно думать, размышлять о чем-либо). «Ложной», этимологизированной частью имени следует считать, таким образом, номинативное, главное значение слова, которое начинает выполнять мотивационную функцию, а также идиоматизированный смысл номинационно-семантического признака, или основы слова. В целом, однако, ни слово, ни речь не пострадают от своих «ложных» частей, если реципиент понимает, о чем на самом деле говориться.
Платон решает вопрос о «правильности», истинности и «неправильности», ложности имен с учетом зафиксированных в них представлений о вещи. Согласно взгляду Гермогена, изложенному в диалоге, первичным именам, которые были созданы «законодателем» или «творцом имен», присуща правильность, истинность, так как в них определяются природные качества и свойства вещи. Законодатель создал эти имена как инструменты или орудия «обучения и распределения сущностей».
Согласно же мнению Сократа, который представлен в диалоге как действующее лицо, взглядов которого
4. Имя, изреченное человеком, часто содержит лишь приблизительное представление об обозначаемой вещи.
Согласно Платону, имя, как некое изображение предмета, не обязательно должно воссоздавать качества и свойства, присущие этому предмету. Имя – не точная копия предмета и может быть приблизительным хотя бы потому, что им пользуется не сам законодатель и не учитель, а простой человек. Таким образом, тождество не является полным соответствием образа вещи (значения) и самой вещи по принципу один к одному, ср.: «Можно выражать вещи с помощью подобного, так и с помощью неподобного». Подобными можно назвать первичные, или «старые» имена, как более правильные наименования, так как они были созданы «законодателем». В ранг неподобных имен попадают наименования «менее правильные», которые, по-видимому, не могут указывать на все качества именуемой вещи. Сущность вещи скрыта, таким образом, в первоначальном значении имени. Так как вторичные, производные, «неправильные» имена не являются полностью тождественными именуемым вещам, вряд ли приходится всегда говорить, вслед за Платоном, о правильности, истинности соотношения имен и вещей.
5. С помощью имен люди передают друг другу знания, обозначая вещи в соответствии с их природой и способом существования.
Устами Сократа Платон называет имя орудием, с помощью которого люди учат друг друга и определяют вещи соответственно способу их существования. С помощью имен один человек сообщает другому какую-то информацию о вещи. В этом случае имя выступает в роли инструмента обучения. Используя имена в речи, комбинируя и слагая их, человек создает определенную картину мира, моделирует мир, «матрицирует» его. Это и есть распределение сущностей. Осуществляя номинативную деятельность, человек не только фиксирует готовые и известные знания, но и формирует в известной мере новые знания.
Знание доступно благодаря простому или сложному наименованию. К простым именам следует отнести первоначальные имена, созданные творцом и мотивированные именуемой вещью. Сложные имена – это комбинации простых имен в речи.
6. Согласно Платону, инструмент познания должен соответствовать природе вещи.
Спрашивается, чему должен тогда соответствовать язык как инструмент познания? Как вытекает из диалога, любой инструмент должен учитывать природу материала, с которым он соприкасается. Кроме того, само «имя есть какое-то орудие». В дискуссии Сократа со своими учениками вырисовывается следующая аналогия: Язык – сверло. Язык – челнок. Если перенестись в современную лингвистику и соответственно предположить, что имеется тождество между языком-инструментом и именуемым предметом-объектом, мы выйдем на связь звукоподражательных слов и обозначаемых с их помощью предметов. Если войти в проблему еще глубже, то приходим к выводу: значение слова как «языковое» представление предмета содержит в себе сведения о признаках и свойствах предмета. Признаки и свойства предмета человек выявил из отношений этого предмета к самому себе или к другим предметам.
Как челнок-инструмент создается по образцу, так и имя создается по образцу другого имени, но в согласии с природой обозначаемой вещи. Назначение челнока – соответствовать природе материала (мягкости, твердости нитей). Кроме того, челнок придает изделию (ткани) «не какой угодно образ, но такой, какой назначен природой». Таким образом, создаваемое изделие зависит от инструмента (челнока) и от материала (нити).
С позиций современной лингвистики можно было бы сказать, что инструментальность языка имеет несколько иной, не «предметный» характер. Язык как средство обозначения должен соответствовать в большей или меньшей степени обозначаемому понятию по принципу тавтологии (А=А) или тождества, сходства (А=Б). Обозначение понятия с помощью слова – это всегда процедура их уподобления на основании общих или аналогичных признаков. Результатом уподобляющего обозначения является выражение мысли, а также совыражение сопутствующих ей понятий и признаков, ассоциируемых за счет «незадействованной» части словесного значения и за счет не объятых значением каких-то понятий, конституирующих данную мысль, ср. вырвать из сердца (= решить навсегда забыть кого-то или что-то, перестать думать о ком-то, о чем-то); яркий свет режет глаза (яркий свет вызывает ощущение рези).