Феномен языка в философии и лингвистике. Учебное пособие

Фефилов Александр Иванович

В первом примере «он через улицу лошадь под уздцы» нехватку выпущенного слова вести предсказывает не одно слово, что характерно для бинарной синтагмы с последовательным, поступательным отношением, а несколько слов сразу, ср. под узцы – > вести; через улицу -> вести; лошадь -> вести. Кроме того, лошадь предсказывает появление сочетания под уздцы, и наоборот.

Можно сделать вывод, что мы имеем здесь дело с многомерным и разнонаправленным семантическим ассоциативно-линейным отношением внутри предложения-высказывания. Данные

ассоциативно-линейные связи правомерно напоминают нам понятие так называемой «семантической валентности». Термин другой, более модный и, возможно, более удачный, но суть одна и та же. Отношения семантического согласования линейно связанных друг с другом слов демонстрируют примеры с глагольно-именными словосочетаниями типа износить платье, внести деньги, собака лает и т. п.

Когда Н. В. Крушевский резюмирует, что «вследствие закона ассоциации по сходству, слова должны укладываться в нашем уме в системы или гнезда, то, благодаря закону ассоциации по смежности, те же слова должны строиться в ряды», он тем самым проливает свет на конститутивные элементы языковой системы, а именно, на слова и ассоциативные отношения по сходству; и на структуру речевых высказываний, а именно, на согласование слов в словосочетании и предложении, подчиняющееся принципу ассоциации по смежности.

Однако обратим внимание на то, о каких «рядах слов» говорится. Не парадигматические ли это отношения слов внутри текста? Не вертикальные ли это связи конструкций внутри текстового целого, имеющих аналогичную парадигму? А может быть, это дистантные тематические отношения слов внутри текста? Сам автор говорит лишь о бесчисленных связях слов по смежности «с разными своими спутниками во всевозможных фразах» и о словах как членах «известных рядов слов».

Понятие ассоциативных отношений в языке разрабатывалось Н. В. Крушевским широко. Оно распространялось на проблемы происхождения слов и на формирование словесных значений. В частности, в ходе анализа многочисленного разноязычного материала живых языков автор пришел к выводу, что «если наши слова своим происхождением обязаны ассоциациям сходства, то своим значением они обязаны ассоциациям смежности». Если говорить о происхождении первичного, этимологического значения слова, то оно, конечно, сформировалось в отношении слова к обозначаемой вещи. Мыслительный образ вещи был положен в основу первичного значения. Осуществился переход мыслительной категории в языковую категорию. Трудно переоценить роль ассоциаций по смежности, благодаря которым слово вступало в различные линейные отношения с другими словами. В этих отношениях и сформировались иные, так называемые второстепенные или переносные значения слов. Это происходило путем модификации, и переструктуризации основного значения слова, которое из статуса главного, собственного значения слова постепенно перерождалось в статус иных, несобственных значений, сохраняя в той или иной степени свой мотивационный образ, свое соприсутствие.

Чем «шире употребление слова», чем выше степень многозначности слова, тем менее содержательным и более «скудным» оно становится, «слово подвергается порче семасиологической и забывается». Кроме того, ассоциации по смежности способствуют образованию «неподвижных сочетаний». Иначе говоря, свободное сочетание постепенно перерастает в сочетание идиоматизированное, ср. тайный советник. Значение слов, входящих в несвободную, фразеологизированную синтагму, становится связанным, изолированным.

Ассоциации по сходству составляют суть всякого наименования. Когда отсутствует необходимое имя вещи, мы создаем новое имя на базе имеющегося словесного материала, который имеет хотя бы какое-то, может быть, даже косвенное отношение к этой вещи, ср.: «Мы его производим

от слова, обозначающего что-нибудь, похожее на эту вещь». Однако иногда мы называем вещь «именем другой вещи», т. е. чужим именем. Здесь нет никакого словопроизводства, есть косвенное наименование в соответствии с ассоциацией по сходству.

11. Необходимо различать представление о вещи и представление о слове.

Интересно отметить один неприметный на первый взгляд факт, что Н. В. Крушевский выделяет два типа представлений – «представление о вещи и представление о слове, обозначающем эту вещь». Оба представления связаны законом ассоциации, главным образом, по смежности, реже – по сходству (только в случае, если слова являются звукоподражательными).

Спрашивается, чем же отличаются эти типы представлений друг от друга? По-видимому, в представлении о вещи проявляется знаковая функция слова. С этим представлением, или мыслительным образом вещи, слово в целом соотносится в семиотическом акте. Представление о слове, учитывая его парадигматическую оснащенность, – это идеальный образ слова как знака языковой системы, т. е. ассоциация его формально-классификационной и формально-семантической и лексико-семантической организации.

Однако соотношение вещного представления с представлением словесным в акте обозначения осуществляется, согласно автору, по сходству только в случае, если акустемная оболочка слова содержит признаки обозначаемого предмета или действия совершаемого этим предметом, а также с ним (в этом и заключается суть звукоподражания!). В остальных же случаях это знаковое соотношение, согласно автору, строится на ассоциации по смежности. Не исключает ли Н. В. Крушевский из знакового семиозиса значение слова и считает, что оно не принимает участия в обозначении? В другом месте автор отмечает, однако, наличие согласования значения (как части словесного представления) с представлением обозначаемой вещи, ведь здесь как нигде наиболее ярко реализуется принцип ассоциации по сходству.

12. Мир слов соответствует миру мыслей, благодаря чему обеспечивается понимание.

Семантический отпечаток слова соотносится со своим более или менее полным мыслительным аналогом-отпечатком, благодаря чему и становится возможным понимание. Ср.: «Это будет закон соответствия мира слов миру мыслей. В самом деле: если язык есть ничто иное, как система знаков, то и идеальное состояние языка будет то, при котором между системой знаков и тем, что она обозначает, будет полное соответствие. Мы увидим, что все развитие языка есть вечное стремление к этому идеалу».

Можно предположить, что Н. В. Крушевский не был последователен в вопросе соотношения значения слова и мыслительного понятия, т. е. иногда смешивал языковые и мыслительные категории, а иногда разделял их. Остается также неясным вопрос, как могут ассоциироваться по смежности значение (представление слова) и понятие (представление вещи). Не было бы противоречий, если бы автор заявил, что отношение обозначения, т. е. соотношение слова и вещи, а в более узком плане – соотношение семантики слова (мотивационной и лексической) и образа вещи (мыслительного понятия) становится возможным, также благодаря принципу согласования, т. е. ассоциации по сходству.

13. Язык представляет собой систему знаков. Язык – это гармоническое целое.

Н. В. Крушевский строго относился к любым формулировкам. Его толкование единиц языка как субститутов можно считать наиболее точной дефиницией, отражающей знаковую сущность языка, хотя у автора встречаются и более привычные для позднего «структуралистского слуха» определения, своевременно незамеченные его современниками, ср.: «Но мы не должны никогда терять из виду основной характер языка: слово есть знак вещи». «Язык есть ни что иное, как система знаков».