Фэнтези-2003
Шрифт:
— Не твоим зубам ягодка зреет! — хохотала Тонька.
Были бы у самой Кики зубы — скрипела бы ими от злости и обиды за посестренку. И ведь ничего не скажешь, Тонька и впрямь фигурой куда казистее; Кика, видом схожая с корягой, ценила в людях телесное дородство и оттого особо переживала беду отпущенной гостьи.
— К тебе, Тонечка, всем сердцем прикипел! — разливался Степушка, кидаясь вдогонку за ускользающей сластью.
И ведь добился своего, уломал девку, уложил на колючую постель из сухих сосновых иголок.
Потом она уже сама
— Ой! — счастливо смеялась Тонька. — Ужо погоди, отец тебя на Малушке Герасимовой женит — тогда запоешь!
— Вот еще! — отмахивался Степан. — Нужна мне та Малушка… она же гугнивая.
— Зато отец у нее богатей, — неумно накликивала Тонька, — еще побогаче твоего. Деньги к деньгам, гляди, сговорятся отцы, тебя и не спросят.
— Я уж давно по своей воле живу, — спесиво отвечал Степка, пощипывая соломенный ус.
Тут у Кики всякое зло на разлучницу пропало, даже топить ее раздумала. Знала, что накаркала Тонька на свою голову. Отцы-то уже неделю как сговорились, и было это тут же, на болоте, при котором кормились все окрестные деревни.
Два мужика шли негаченной тропой на дальние острова проверять ягодные балаганы. Там с сентября и до самого снега будут жить наемные работники, грести частыми хапужками клюкву, ссыпать в короба. А уж вывозить собранное станут зимой, санным путем, потому как на себе такое не перетаскаешь, ягоду на островах берут сотнями пудов. К такому промыслу нужно заранее готовиться: поправить балаганы, запасти харчи. В страду заниматься этим будет некогда. Вот и шли богатые мужики, державшие в руках островной промысел, оглядывать свое хозяйство. А Кике любопытно было послушать, о чем гуторят люди, опрометчиво полагающие себя хозяевами окрестных мест. Тоже, хозяева нашлись — смех и грех! — через ее-то голову! Но подслушать чужой разговор все равно надо, это дело святое…
— Так-вот я думаю, Емельян Андреич, — говорил один из мужиков, упорно перемешивая сапогами вязкий мох, — пора мне Степку женить.
— Это дело хорошее, — отвечал другой, также размеренно переставляя ноги.
— И у тебя Малуша в возраст вошла. Не прогонишь, если сватью пришлю?
— Оно бы и ничего, да балует твой Степка, говорят. Гуляет с кем-то из деревенских, да и не с одной.
— Это, Емельян Андреич, дело молодое, чтобы девок портить, — отвечал Степкин отец. — Дурной еще, вот и гуляет. А как оженится, то перестанет. Дело известное.
— Такого оно так, и я не прочь Малушу пристроить, а вот что приданого ты за ней хочешь?..
До дальних островов путь медленный и долгий. Сговорились отцы.
На Покров мхи покрыло первым нетающим снежком. О ту же пору и невестам издавна покрывают головы бабьими платками. Прежде этот день посвящен был Велесу — плодородному скотьему богу, всем сельским работам в этот день конец, и скотину с этого дня резать можно. Потому и праздник, веселый, языческий, потому и свадьбы.
С утра зазвонили в сельской церкви. В осеннем воздухе звон далеко слышен, до самых укромных укрывищ достигает.
— Звонят — воду мутят, — ворчала Кика.
Вообще от колокольного звона не было ей ни жарко ни холодно, но сегодня все не так. Трезвонили к свадьбе, дролечка Степа женился на гугнивой Малушке. Как-то там посестренка убивается?.. Не показывает чудесное окно деревни, праздничных людей, румяные лица. Лишь бряканье железного била в медный колокольный бок доносится в затинок. И сколько ни смотри, увидишь только приснеженную топь, исчахлые деревца и девчонку, что, прижав кулачки к груди, бежит, не увязая в подмерзшем мху.
У болота цепкая память, сверху может декабрь трещать, а под моховым одеялом прячется воспоминание об июньской жаре. Тепла трясина и гостеприимна.
Кика встретила беглянку на полпути к незамерзающим окнам.
— Куда ты, подруженька?
Анюта остановилась, кинулась в ноги болотной хозяйке.
— Кикушка, родная, помоги! Я знаю, ты говорила — у тебя средство есть. Забыть его хочу!
— Есть средство, как не быть. От всего на свете есть средство, — Кика достала заботливо припасенную слезу. — На, вот, глони. Полегчает.
Ни мгновения не колеблясь, девушка проглотила прозрачную каплю.
Кто знает, о чем плачут среди травы скользкие болотные слизни?
Взгляд Анюты стал спокойным и отрешенным. Не приведи судьба никому из живых смотреть на мир таким взглядом.
Кика ухватила названую сестру за руку, повела к знакомому топкому месту.
— Вот и хорошо, — твердила она, — вот и ладненько. Пошли, сестренка, домой, в затиночек. Ты, главное, пока сквозь трясину плыть будем, зажмурься и не дыши. А там — Стынь-камень всякую боль остудит.
Мамочка
— Мамочка, а это когда будет?
— Скоро, я же тебе говорила.
— Прямо сегодня?
— Ну, не совсем сегодня… в полночь.
— Все равно, это уже почти сегодня. А другие ведьмы на посвящение придут?
— Нет. Только мы с тобой.
— Ой, как здорово! А идти далеко? Или мы полетим?
— Мы пойдем пешочком. Это совсем близко, почти здесь.
— Жалко… Я бы хотела лететь как настоящая ведьма.
— Ведьмы тоже не все умеют летать, а только самые сильные.
— Ты у меня самая-самая сильная!
— Ладно, болтушка, собираться пора. На вот, держи.
— Ой, мамочка, что это?
— Твое новое платье. Нельзя же тебе сегодня быть замарашкой.
— Какое красивое! Мамочка, а разве ведьме можно белое платье надевать?
— Ты же у меня еще не ведьма.
— Но когда я пройду посвящение, его будет нельзя. Хотя ну и пусть, я его какой-нибудь бедной девочке подарю… только сначала оно в шкафу повисит, а я буду иногда любоваться. Ну как, мама, хорошо?