Фэнтези-2005. Выпуск 2
Шрифт:
Вот и творилась катавасия.
Оратория невпопад.
«Приют героев» был зданием солидным, а Черная зала — далека от места развернувшихся событий. В смысле идеалов можно сказать: абсолютно далека. Но голос первого солиста, пронзительный фальцет, вступив мощным крещендо со второго этажа Белой половины, барон узнал безошибочно.
— Откройте! Немедленно откройте! Грабеж средь бела дня, статья… параграф!..
Стряпчий Тэрц стоял на посту.
Второй голос, утробный бас, подхвативший вступление Тэрца, опознать не удалось.
— И-э-э-эх! Х-хы-ы!
Зато
Трепчик дал отмашку целому хору певчих, только и ждавших команды:
— Держи!
— Держи вора!
Судя по нижним регистрам, располагался хор в противоположной, Белой зале. Яркая, экспрессивная секста в минорной гармонии, зазвучав одновременно с квинтовым тоном двери, выломанной вместе с косяком и притолокой, взвихрила острый диссонанс. Так в трагедии «Заря» открывается знаменитая «фанфара ужаса», контрастно предвосхищая будущую тему радости.
Позднее Конрад не раз задумывался: действительно ли он все это услышал, в мелочах и подробностях, или только уловил общую тональность чуткой квизиторской душой? А сейчас он просто кинулся прочь из Черной залы, сопровождаемый дополнительным дуэтом стариков, и понесся, помчался…
Думаете, на второй этаж? В эпицентр катавасии?!
Неверно думаете.
Вылетев из парадного входа на улицу, барон побежал вдоль светлой половины «Приюта», огибая здание, к IV тупику, куда выходили окна квесторских покоев. Интуиция мчалась рядом, одобрительно кивая. Интуиция знала: бежать надо не туда, где ломают, а туда, где бьют.
Она оказалась кругом права.
— Бей ворюгу! Ишь, зараза…
— Под дых ему!
— До печенок!
— Н-на!
Трудовая артель мастеров, ремонтирующих Белую залу, попрыгала в окно, сведя на нет усилия многих часов работы. Теперь они, сгрудившись в тупике, дружно мутузили пойманного сударя. Видимо, за время ремонта насквозь проникшись идеалами добра, мастера только и ждали возможности воплотить их в жизнь.
Пойманный сударь был одет ремесленником, соблюдая запрет на брыжи, буфы и перья; даже фартук на нем оказался таким же, как и на большинстве трудяг. Сей факт лишь удваивал возмездие.
— Оборотень!
— Честных людей позорить?
— Честных людей грабить?
— Н-на!
— Пр-р-рекратить! Бдительный Приказ! Отставить самосуд!
Тяжко дыша, мстители расступились, дав барону пройти к задержанному. Все было ясней ясного. Прикинувшись работником, мерзавец приставил к стене стремянку и втихую забрался в открытое окно. Конрад задрал голову: к Герману лез, скотина! Стащил на пол покрывало, накидал вещичек… «Стратагемы» и те взял, позарился на дорогой переплет. А как спугнули, так и сиганул с добычей через подоконник. Ишь, вцепился в узел: не отодрать. Чуть до смерти не забили, впору молиться, о блаженном пристанище! — нет, молчит и держит мертвой хваткой…
Книга племянника, выпавшая из узла и растоптанная башмаками, окончательно лишила барона хладнокровия.
— Встать! Встать, мерзавец!
— Не могу, — угрюмо буркнул мерзавец. — Ногу сломал. Шиш бы эти, сервы драные, меня догнали, когда б не нога…
Вор поднял разбитое лицо, и Конрад узнал негодяя.
— Теофиль Стомачек? Он же Гвоздила, он же этот… как тебя?.. Беглец-нелегал из Бадандена!
— А то забыл? — Из-за выбитых зубов вор шепелявил. — Фартит тебе, хорт… Ничё, даст Нижняя Мамка, сочтемся…
Из окна ограбленных покоев высунулась сладкая парочка: стряпчий Тэрц и Кош Малой.
— Светлость! Вели хозяину не браниться! Ну, за дверь…
— Я вас предупреждал, ваша светлость! Не к добру!..
— Я злодея ловил! Он заперся, а я ловил… ну и дверь, значит…
— Помяните мое слово!
Глядя на раскрасневшуюся, полную охотничьего азарта физиономию Фернана Тэрца, барон вспомнил дурацкий рассказ стряпчего: «…Ворюге в Бадандене руку публично рубили… А рука возьми и вырасти заново через неделю. У ворюги тень особая была!.. С четырьмя руками, про запас…» Чувствуя себя деревянным болваном, Конрад внимательно посмотрел на вора-неудач-ника. Солнце светило ярко, тень беглеца-нелегала горбилась у ног, стараясь помочь, не дать отнять узел с добычей…
Овал Небес!
Обер-квизитор решил, что зрение играет с ним глупые шутки.
У тени вора было три руки.
Облачко набежало на диск светила. Барон моргнул и обнаружил, что тень превратилась в бесформенное пятно. Словно неизвестный доброжелатель, желая сохранить рассудок Конрада в добром здравии, смял тень в кулаке, будто комок мягкой глины.
— Пошлите за ликторами. — Усталость одолевала, но надо было держаться. — И проследите, чтоб злодей не сбежал. Нет, бить больше не надо… хватит с него…
Мальчишка-служка, посланный в ликторат, вернулся быстро. Ликтор-курьер встретился ему в четырех кварталах от гостиницы, а уличный патруль — возле рыбной лавки «Тридцать три пескаря». Стражники любезничали с пухлой торговкой карпами и угрями. Конрад передал задержанного в цепкие руки правосудия, правосудие уложило вора на носилки, собранные из двух алебард и одного плаща, и унесло в кутузку.
Правосудие не отбрасывало странных теней, и с количеством рук у него все было в лучшем виде.
Временное недоразумение вышло с оформлением задержания. Записав краткие показания свидетелей, барон вдруг обнаружил, что не в состоянии вспомнить имя вора. Вылетело из памяти шустрым воробышком. Чик-чирик… Теофрад… э-э… То-филь Сточек, он же Михель Ловчила… нет, как-то иначе… чик… чирик… Спасение графа ле Бреттэн, битва под фонарем — воспоминания начали мерцать, обнаруживая провалы, белые пятна… Грабителей было двое: крысюк и Сыка Пайдар… Нет, трое!
Конечно, трое! Вот этот сукин сын и был с ними, Трюфель Гнез-дила, он же…