Фэнтези или научная фантастика? (сборник)
Шрифт:
– Ты готов? – отрывисто спросил Соарен.
– Я готов, – эхом отозвался Лив, и Доминика не узнала его голоса.
– На счет «пять» начинаем, – сказал Соарен. – Рерт, посчитай.
– Раз, – глухо сказал Рерт. – Два, три, четыре… пять.
Два стержня одновременно коснулись досок. Доминика замерла; поначалу ничего не происходило.
Соарен усмехался. Его стержень постукивал о доску, выводил письмена, рождая при этом зеленоватый пар; пар вырывался с силой, струйки его шипели, как обваренные
Лив все еще сидел очень прямо. Левая рука его выводила совершеннейшие, с точки зрения Доминики, каракули; только что проведенные линии через секунду таяли на воске, будто впитываясь. На их место ложились новые; Доминика никогда бы не могла себе представить, что решающий магический поединок выглядит именно так.
Рерт сидел, сгорбившись, переводя взгляд с одного писца на другого. Иногда его глаза останавливались на Доминике, и тогда она всей кожей чувствовала исходящую от Рерта неприязнь.
Потом Соарен начал рычать – вероятно, от азарта. Третий глаз его над левой бровью сделался совершенно красным – даже маленький острый зрачок потонул в прилившей крови. Зеленый дым из-под его стержня повалил гуще.
Лив сидел, не шевелясь, не издавая ни звука. Только рука его летала и летала над доской, и метались, пролагая ей путь, глаза.
– Отойди от него, – сказал Рерт.
Доминика не сразу поняла, что обращаются к ней.
– Отойди от него, разнесет, – Рерт дернул рукой, будто приглашая. Доминика подумала – и не двинулась с места; Рерт отвернулся, всем своим видом говоря: я предупреждал.
Соарен плотоядно урчал, нанося на доску линии и символы. Соарен лоснился удовольствием; казалось, он гонит добычу. Казалось, рот его полон горячей сладкой слюны; он раскачивался на стуле, его танцующий грифель плевался молниями, и там, где коленчатые стрелы попадали в столешницу, возникали горелые пятна.
На лице Лива лежало такое страшное, такое непосильное напряжение, что Доминика избегала на него смотреть. Давай, бормотала она, сжимая кулаки до боли в ладонях. Давай, давай, ну пожалуйста…
Соарен с рыком начертил на своей доске округлую, судя по движению его руки, петлеобразную фигуру. Лив вдруг отшатнулся, будто его ударили по лицу. Деревянный грифель в его руке вспыхнул, как щепка в костре, грифель горел, но Лив продолжал писать, и с лица его не сходило мучительное выражение человека, решающего тысячу задач одновременно…
Потом грифель рассыпался пеплом. Лив удивленно глядел на свою доску, потом на руку, и снова на доску; Соарен, хохоча, завершал комбинацию. Росчерк – Лива отбросило, будто толчком, затылок его ударился о стену…
Тогда Доминика зарычала сквозь зубы и нащупала шпильку в своих волосах. Подавшись вперед, вложила теплое острие в упавшую руку Лива.
Рука дернулась. Пальцы сжались вокруг железного стержня.
Соарен
Соарен занес свой стержень. И, прежде чем опустить, мельком глянул на побежденного.
Лив снова сидел по-школьному прямо. Удивленно смотрел на свою доску.
Соарен опустил руку, ставя точку. За мгновение до оглушительного стука, с которым орудие Соарена коснулось доски, Лив, будто проснувшись, подался вперед, и угловатые, рваные символы полились на воск.
Соарен рыкнул, на этот раз раздраженно. Он полагал схватку оконченной; добивая раненую жертву, он выписывал и черкал, рисовал и снова выписывал, казалось, на стержне его путаются безумные кружева…
Лив сидел, будто надетый на черенок лопаты, прямой и неподвижный. Рука, вооруженная Доминикиной шпилькой, летала с удвоенной скоростью.
Соарен замычал, мотая головой. Забранился; в комнате пахло дымом и раскаленным воском.
– Давай! – закричал вдруг Рерт, о существовании которого Доминика забыла. – Мизеракль!
Соарен наклонился над доской, почти касаясь ее подбородком. Стержень его надсадно визжал, кричал почти человеческим криком – все громче и громче.
Лив сидел, как статуя. Только рука металась, нанизывая одну формулу на другую. Быстрее, еще быстрее; Доминика перестала видеть руку. Видела только капли пота, падающие со лба и кончика носа; касаясь доски, капли шипели и испарялись.
Соарен взвыл.
В вое этом не было ничего человеческого; тем не менее Доминика сумела разобрать слова «Мизеракль» и «Будь проклят».
А потом утробный рев Соарена распался на многоголосый вой внезапно возникшего хора; басовитые раскаты сменились сначала криком теноров, а потом нестройным визгом множества мелких тварей.
Соарен опрокинулся на бок – вместе со стулом. Из тела его один за другим вылетали, как брызги, крошечные существа, похожие на членистых червячков; каждая из них кричала, проклиная Мизеракля, грозя и ругаясь.
Тварей было несчетное количество; они вырывались из тела, как струи фонтана, падали на деревянный пол и исчезали в моментально прогрызенной дырочке. Через несколько секунд писклявые крики стихли – тело Соарена оседало, будто из него выпустили воздух, и вскоре осело совсем. Осталась одежда – рубаха, вложенная в жилет, жилет, вложенный в куртку, штаны, вложенные в сапоги…
Доминика шумно хватала ускользающий воздух.
Лив, сидящий за столом, не пошевельнулся. Рука по инерции нанесла несколько знаков – и замерла. И остановились глаза.