Фетиш постмодерна
Шрифт:
– Прынцесса? Фу, ты морда… ну, подари ей букет роз, не знаю, в кино позови, мать твою, тебе рассказывать дальше?..
– Чарли, она не такая, пойми… ей ничего не нужно.
– Тю, какие мы гордые… так не веди себя, как обделавшийся сосун, найди место и время и назначь свидание, и по-меньше канифоли сопливой – бодро, раз-два, представился, че-нибудь наплел про глаза; фигуру, там сиськи пока не трогай, глаза-то у нее есть? Красивые?
– Да, прекрасные глаза, вот такущие… – показываю.
– Ну, вот, лапух, и будет тебе удача,
– Прям, вот так просто и все?
– А ты как думал, пойми, сынок, если судьба Вам снюхаться, то так и будет, а если нет, то и не переживай почем зря, – улыбается он.
– Спасибо, Чарли…
– Ну, ну, не сцы так, все образуется, сама поймет, кого упускает…
– А если не поймет?
– Ну, тогда найдем другую кобылу тебе не хуже.
– Чарли!!! Ну, че ты несешь, образина старая, – бросаюсь на него с кулаками.
– Хлоп, – короткая оплеуха, и я лечу дальше, – Чарли, я тебя ненавижу!!!
– Правда, так любишь?
– Да, я жить без нее не могу!
– Ну, я тебе тут не помощник, сынок, я в твои годы прынцесс брал живьем…
– Да, врешь, ты все, старый пердун…
Чарли махает на меня рукой и уходит за сигарой.
Чарли, Моррисон – паскуда
– Чарли, Моррисон, паскуда, не хочет печатать мои стихи.
– Ну, что он паскуда, я и без тебя знаю, а что за стихи, говоришь, дай-ка взгляну…
– Фу, Чарли, что это?
– А ты не видишь – бюстгалтер, мать твою… ты еще понюхай.
– Вернее то, что от него осталось… ты опять трахался с этой позорной шлюхой? С Хеленой, да?
– Ну, ты по-легче, сынок, лучше принеси-ка мне бутылку рому с кухни.
– Чарли, ты неисправим, – голос с кухни.
– Ну, уж не тебе меня перевоспитывать, сосунок.
– На, держи свое вонючее пойло.
– Так где стишки?
– Сейчас.
– Ох, куда запрятал, прям как девка целку.
– Вот, читай.
– Так…
I.
Моя любовь столкнулась с ледяной стеной,Безмолвно сердце, грудь окаменела, —Украсть ее в чертоги призрачного неба…Овеять огненным кольцом зигзаги молний.Не остановлюсь я ни пред темным Стиксом,А те смешные псы, их разрубить мечом…И на Феррари, чудной колеснице, умчать,Сверкая огненным щитом, подарком Зевса.Ее окутал злой Морфей, Аид овеял сном,И пеленой несчастья – спит, моя принцессаГолубых кровей, проснись рассвет зардел,Твой Аполлон готовит для тебя фиесту.– Блять, про что это, никак не уразумею… щиты огненные, колесницы…
– Про любовь, Чарли, это любовная лирика, как у Данте, помнишь?
– Ты охренел, мать твою, Данте так не писал ни в жисть… У Данте терцина рифмованная, а это что?
– Кватроцина… я усовершенствовал, смотри, как классно выходит.
– Ты белены объелся, не пойму, ты чего нагородил, пострел окаянный?
– Да, ты просто уже стал полным маразматиком, не помнишь ни черта, старый осел!
– Все, иди в задницу со своей хлабудой, достал уже…
– Чарли, но ты даже не дочитал!
– Все, мое терпение лопнуло уже на том, что я посмотрел.
– Вот и Моррисон не стал дочитывать, скотина. Вы с ним похожи, Чарли…
– Правильно и сделал, что не стал их печатать.
– Почему?
– В них нет концепции, сынок… Пойми, стихи это не просто красивые слова с рифмой, это ткань…
– Ой! Чарли, не песди, ты сам-то не пишешь стихов, и откуда тебе знать тогда?
– И я не знаю, мать твою, но могу отличить настоящий стих от халтуры недоделанной. Возьмем Шекспира, к примеру…
– Я не о Шекспире тебе толкую, о Данте, размерность его ты хотя бы уловил?
– Ты мне еще будешь объяснять, кто такой Данте, сосун несчастный!
– Чарли, Вы с Моррисоном два твердолобых недотёпы, я, кажется, стал понимать Вас теперь…
– Ей, Богу, это он тебя ко мне послал, навозный выпердыш.
– Никто меня не посылал, я сам пришел узнать твое мнение.
– Ну, тогда ты его уже узнал – задрипанная, затасканная хлабуда… доволен?
– Ты специально так говоришь, потому что сам не можешь так написать.
– Не смеши мою задницу, сынок. Лучше залезь под юбку к какой-нибудь милашке.
– Да, ты прав, от тебя скоро останется одна огромная волосатая ухмыляющаяся задница, об которую пацанва будет окурки тушить.
– Но, но ты по осторожней с моей задницей, она у меня нежная и чувствительная… Ладно, я поговорю с Моррисоном, оставь свои записки.
– Спасибо, Чарли!..
– Ладно, ладно… пощипли девку, что ль какую-нибудь, сколько можно бумагу переводить.
– Нет, Чарли, я люблю единственную на свете, – слова с улицы.
Чарли, я хочу рыженькую
– Чарли, я хочу рыженькую.
– Проснулся, едрить, уже Рождество на носу, теперь снегурочки в моде…
– Чарли, а у тебя были рыженькие?
– Были и рыженькие, и желтенькие, и даже зелененькие попадались…
– Это русалки что ль или медузы какие, а Чарли?..
– Ты опять допекать пришел старика, да, оболтус окаянный?
– Чарли, ну, мне просто интересно, как там у них дела обстоят.