Февраль
Шрифт:
– …он убивает их, и, непременно, оставляет рядом с телом какой-нибудь цветок, каждый раз разный! Должно быть, это какой-то ритуал… я читала труды одного австрийского учёного, господина Фрейда, и…
– С вами всё в порядке? – Габриель, как всегда заботливый, коснулся моего плеча. Я невольно вздрогнула, затем прокляла себя за слабость, затем как ни в чём не бывало улыбнулась ему.
– О, да, я в порядке, в полном! – По-моему, обмануть его мне не удалось, но Гранье был тактичным, и оставил меня в покое. Фальконе, тем временем, продолжала:
– Предпоследней жертвой господина Февраля стала знаменитая графиня Симонс, жена нефтяного магната. Бедняжка так мучилась перед смертью…
Я усмехнулась, вспомнив Иветту, и поспешила опустить взгляд в свою тарелку прежде, чем кто-то из присутствующих заметит моё злорадство. Благо, все слушали Фальконе, и на меня не обращали ни малейшего внимания – разве что, Габриель? Да и Арсен с другого конца стола тоже, вроде бы, поглядывал время от времени.
– Последней стала Мария Лоран, дочка полицейского! Тогда полиции почти удалось его поймать! Представьте, была погоня, и они сели убийце на хвост… и уже почти настигли его у самого Восточного вокзала! Но, увы, этот роковой день пришёлся на четырнадцатое июля, и все надежды полиции пошли прахом.
– А что такого особенного в этом дне? – заинтересованно спросила Астрид, жена доктора Эрикссона, для которой и предназначалась вся эта история. Её, как мы вчера выяснили, не интересовало в целом мире ничего, кроме собственного супруга и собственного гербария. Так что некоторые пробелы в её образовании, все приняли как должное.
– Это день взятия Бастилии, – пояснил Габриель со снисходительной улыбкой. – У нас этот праздник почитается как никакой другой. Толпы разодетых людей на улицах, шумные пиршества и гулянки.
– Считается, что именно этот день положил начало великой французской революции, – добавила я, когда Астрид улыбнулась и кивнула в знак благодарности за пояснение. – Это было в конце девятнадцатого века.
– Простите мне моё невежество, – смущённо произнесла она.
– О-о, не переживайте на этот счёт! Смело можете уложить меня на лопатки национальными праздниками Швеции! – Габриель непринуждённо рассмеялся, и добавил: – Я, например, не знаю ни одного! – Он вопросительно посмотрел на меня, призывая подыграть, чтобы не ставить Астрид в неловкое положение, и я тут же развела руками и поджала губы в знак сожаления.
– Увы. И я не знаю!
– Да-да, но мы, кажется, говорили о мсье Феврале? – Вмешалась в наш разговор мадам Фальконе. Как я поняла, история про парижского маньяка была самой её любимой. – Так вот, полиция потеряла его в толпе во время праздника, а он-то, хитрец, сел на поезд до Берна и благополучно сбежал, оставив французов с носом!
И столько радости было в её голосе, словно этот сумасшедший психопат сбежал куда-нибудь далеко на Северный Полюс, а вовсе не сюда, не в Швейцарию! Видимо, мадам Фальконе невысоко ценила власти Парижа, раз её так вдохновлял их фатальный промах. Мы с Габриелем переглянулись, и он отрицательно покачал головой. О, да, я тоже сожалела, что всё сложилось именно так! Учитывая то, что я была как раз брюнеткой, и совсем ещё не старой, несмотря на убеждния Франсуазы.
– Почему поезд не остановили? – Подал голос Томас Хэдин, и я заинтересованно прислушалась. Вопрос был резонный и правильный, а других он и не задал бы. Мудрейший был человек!
Фальконе не нашлась с ответом. Думается мне, она хотела высказаться в адрес непроходимой тупости парижских властей, но постеснялась из-за нас с Габриелем. За неё, как ни странно, ответил русский журналист, Арсен:
– Поезд, разумеется, остановили на первой же станции, и проверили все вагоны до единого. Но никого не нашли. Я писал об этом статью для «Ревю паризьен», мне известны некоторые детали расследования. – Перехватив мой заинтересованный взгляд, он улыбнулся. – Я склонен предполагать, что убийца спрыгнул с состава где-то на перегоне, и затерялся в трущобах. Думаю, это было несложно для него. Поэтому я не принимал на веру эти домыслы о том, что он якобы уехал прямиком в Берн. Как бы он это сделал, помилуйте? Каким образом пересёк бы границу? В багажном вагоне? Полнейшая ерунда! Полиция прочесала каждый сантиметр этого злополучного экспресса, не гнушаясь заглянуть в чемоданы – те, что побольше. Ну а вдруг он прятался там? Но, увы, никого не нашли. Отсюда вывод: до Берна мсье Февраль так и не доехал. Я был убеждён, что это не более чем глупые домыслы, но вот теперь это убийство… Я, признаться, совершенно обескуражен! Не знаю, что и сказать.
– А что тут скажешь? – Пожал плечами Габриель. – Плохо искали, выходит.
– По-твоему, они настолько слепы? – Усомнился Арсений. – Или глупы? Пассажир без багажа и без билета, запыхавшийся после погони, не привлёк бы, по-твоему, их внимания?
– Они не знали его в лицо, – ответила я. – Ни в одной газете, насколько я помню, не печатали его фотографий, и внятного описания тоже не было. Где-то писали, что он брюнет, где-то – что блондин, какие-то газеты расписывали его как плотного и низкорослого, в то время как в полицейских сводках чёрным по белому было указано, что он высокий и худой. По-моему, они сами не знали, кого ищут!
– И с чего они вообще взяли, что это мужчина? – Блеснул своей гениальностью Габриель. – Может, мсье Февраль на самом деле женщина?
О-о, браво, мой друг! Ступай, скажи о своих догадках Витгену! То-то он порадуется! Я усмехнулась недобро, и опустила взгляд в свою тарелку. Завтрак, всё же, нужно было доесть, иначе от недоедания цвет лица окончательно испортится.
– Здесь тоже сомнительно, – не стал спорить Арсен, – вроде как они вышли на него после третьей жертвы, Эвелины Реньян. Тогда версия о маньяке-убийце ещё не прижилась, они хватались за любую зацепку. У Эвелины Реньян был люб… возлюбленный, – вовремя поправился русский журналист, – и этот самый возлюбленный бесследно исчез из города, и его до сих пор не могут найти. На квартире у покойной Реньян обнаружили документы человека по имени Поль Февраль. Отсюда и пошла версия, что убийцу зовут именно так.
– Этого человека, вероятно, уже никогда не найдут, – сказал Томас Хэдин, – настоящий убийца мог избавиться и от него тоже, дабы отвести подозрения и сделать мсье Февраля виновником всех бед. Вы так не считаете?
– Разумно, – подтвердил Габриель, а русский журналист кивнул.
– Но я всё равно не понимаю, какой в этом смысл, господи! Убивать молодых девушек, это же чудовищно! – Простонала Нана, взявшись за виски. Она так переживала из-за случившегося, и я догадывалась о причинах. Они ведь с Томасом жили в отеле дольше моего, и добродушная и общительная Нана наверняка успела подружиться с милой девчушкой Селиной Фишер. Неудивительно, что теперь она сидела такая бледная и взволнованная, и никак не могла прийти в себя.
Я и сама-то недалеко от неё ушла, хотя была знакома с бедняжкой не более пары часов…
– А может, и был смысл? – Задумчиво произнёс кровожадный мальчик Гринберг. – Может, они заслуживали, чтобы их убили?
Брависсимо! Ступай, и ты расскажи об этом Витгену!
Хотя, знаете что? Иветта Симонс уж точно заслуживала. Я, конечно, не господь бог, чтобы решать такие вещи, но – я клянусь вам – ни единая живая душа во всём Париже не всплакнула по поводу её гибели. Скорее, вздохнула с облегчением. Другая же часть, более бездушная и бессердечная, посмеялась и обронила пару фраз о высшей справедливости. И я в их числе.