Фея белой магии
Шрифт:
Увидев, что наглец, посмевший прервать обряд, всего один, колдун зарычал от ярости, приказывая своим псам разорвать его.
Но претворить решения двадцать шестого съезда КПСС в жизнь соратники не успели. Зазвенело разбитое стекло, и сквозь мансардные окна внутрь помещения ворвались три клона Морено. Во всяком случае, выглядели они точно так же.
И через несколько минут все было кончено. Людям колдуна быстро и аккуратно прострелили по коленной чашечке на каждого, и мальчонки мгновенно потеряли интерес к происходящему, сосредоточившись на собственных ощущениях.
На коленях (причем пока
Команда Морено профессионально рассредоточилась по помещению: один держал на мушке колдуна, второй обосновался возле «Лешки», третий контролировал воющую от боли кучу падали.
А Винсент, при виде моей изувеченной физиономии где-то обронивший хладнокровие, пытался удержать меня на месте:
– Господи, Анетка, что же ты творишь! Тебе на месте сидеть, а еще лучше – лежать надо до прихода врача! Ну куда, куда ты!
– Там, – проклокотала я, сплевывая кровь. – Там Ника.
– Я принесу ее, только не шевелись!
И в следующую минуту теплое родное тельце уже прижималось ко мне, причиняя боль. Но это была сладкая боль.
– Мамочка, – еле слышно прошептала дочка, – все кончилось, да?
– Да, Никуська, – попытался улыбнуться девочке Винсент, но стиснутые до судорог зубы превратили улыбку в гримасу. – Я сейчас позвоню в полицию, потом доктору, потом – дяде Хали. Мы вместе с ним готовили операцию по вашему спасению.
– Вы ошибаетесь, – печально улыбнулась Жаклин. – Еще ничего не кончилось.
Глава 42
– Это еще почему? – удивился Морено.
– Что вы собираетесь делать с ним? – Мамбо кивнула на безмятежно улыбавшегося колдуна. – Посадить в тюрьму?
– Почему бы и нет?
– Вы, боюсь, даже не представляете, с кем имеете дело.
– Со свихнувшимся маньяком, с кем же еще? – пожал плечами Винсент. – Он похитил моих друзей, он жестоко расправился с женщиной из России, муж которой от увиденного сошел с ума, он пытался убить вас – хватит на пожизненное содержание в психушке. Я звоню. – И Морено вытащил из кармана мобильный телефон.
– Я же сказала – нет! – Жаклин подбежала к Винсенту и выхватила трубку. – Посмотрите на него! – показала она на злобно набычившегося «Лешку». – Вы по-прежнему считаете, что все в порядке? Что это ваш знакомый, Алекс Майоров?
– Кто же еще? – искренне удивился Винс. – Учитывая, что ему пришлось пережить не так давно, некоторое ухудшение его состояния вполне объяснимо. Пару недель в хорошей клинике, и все будет в порядке. Хали Салим, наш общий знакомый, уже договорился с лучшим заведением подобного рода в Швейцарии. – Он наклонился и погладил по голове Нику. – Ничего, малыш, твой папа обязательно поправится.
– Это не мой папа, – прошептала девочка, поднимая глаза на Морено. – Вот мой папа. И ему больно, очень больно.
Маленькая ладошка легла мне на грудь, накрыв спрятанную стеклянную тюрьму.
– Малыш! – Винс растерянно перевел взгляд с Ники на меня. – Это не папа, это мама. Да, ей больно, поэтому срочно нужен врач, а мы тут разговоры разговариваем.
– Нет! – Я впервые видела дочь в таком состоянии: детское личико исказилось от гнева, настоящего, взрослого гнева. – Папа здесь, здесь! И ему очень плохо. А там, – кивнула она на «Лешку», – там чужой. Плохой, злой, его надо прогнать, иначе папа умрет!
Она раскраснелась, словно горела в температурном жару, глаза переполнились слезами и отчаянием, ладошки теребили шарф, высвобождая бутылку.
Жаклин нахмурилась и подошла к «Лешке» поближе. Она с минуту пристально всматривалась в его глаза и вдруг ахнула и отшатнулась.
– Что, что такое? – Я попыталась встать, но едва не захлебнулась от очередного выплеска крови.
Похоже, внутри у меня что-то всерьез повреждено после удара колдунова прихвостня. Но это волновало меня сейчас меньше всего. С Лешкой беда, причем серьезная, иначе почему Жаклин, побледневшая так, что ее лицо стало пепельно-серым, трясущимися руками вытаскивает из рюкзака колдовскую амуницию, обмениваясь короткими репликами с такими же сосредоточенно-серьезными унганами? Почему моя дочь дрожит так, словно у нее лихорадка?
– Жаклин, ты можешь мне объяснить, что происходит?! – отплевавшись и отдышавшись, прохрипела я.
– Я же предупреждала – мы сами до конца не знаем, на что способен этот бокор, – торопливо проговорила Жаклин, кивнув на застывшего со странной улыбкой на лице Дюбуа. – Поэтому и предположить не могли такого. Я с подобным не сталкивалась никогда.
– Чего – такого, прекрати говорить загадками!
– Мы думали, что он поселил в тело твоего мужа кого-то из низших невидимых, полностью ему подвластных, но он… Он поместил там часть себя и сейчас переходит туда полностью. Как он это делает – не знаю, но если мы не помешаем ему, бокор навсегда завладеет телом твоего мужа.
– Но как это может быть? – прошептала я, отказываясь верить. Так не бывает. Не бывает!!!
– Мама! – На меня смотрели широко распахнутые глаза моей дочери. Отчаяния в них больше не было, только странная сосредоточенность. – Тетя говорит правду. Я хочу помочь папе. Я смогу.
– Всем стоп! – заорал Винсент, срывая с головы шапку и вытирая взмокший лоб. – Что за чушь вы тут несете? Кто где поселился? Кто куда переходит? Вы что, все дружно сбежали из психушки?
– Да, солдат, – монотонным, каким-то механическим голосом проговорил колдун. – Мы все тут одинаково сумасшедшие. Забери у этой ненормальной телефон и вызывай свою кавалерию. Не слушай их.
– Ты мне еще указывать будешь, тварь! Тебя вообще шлепнуть надо при попытке к бегству, таким уродам, как ты, жить нельзя! Так что лучше заткнись и не зли меня! – процедил Морено, приблизившись к колдуну вплотную.
Но тот больше ни на что и ни на кого не реагировал. Глаза его закатились, лицо застыло, вместо Дюбуа сейчас стоял на коленях восковой манекен.
И я поверила, окончательно поверила в реальность происходящего. Мои недоумение, отчаяние, ужас, жалобно пискнув от неожиданности, моментально убрались в японский город Восвояси. А освободившееся место заняли ледяная решимость и раскаленная упертость. И они совсем не мешали друг другу, они слились воедино, заполнив меня целиком, вытеснив даже господствовавшую недавно боль.