Фея для школьной Золушки
Шрифт:
– Это уж как получится. – Таня внимательно посмотрелась в зеркальце, мазнула по губам перламутровым блеском и не спеша направилась к Вадику.
Вадик Зогинов прекрасно знал, что девчонкам он очень нравится. Причем многим. Этот факт позволял ему выбирать лучшую из лучших. А что выбирать, когда общественное мнение уже давно определилось с лучшей. Нет, конечно, самой красивой в школе была Катя Совко из десятого «А». Она была как модель – глаза огромные, волосы иссиня-черные, ноги длиннющие, и вообще – выглядела совсем как взрослая.
Алиса тоже была взрослой, легко хамила учителям, носила короткие юбки и была яркой, веселой и видной. С ней было не скучно, она вечно находилась в эпицентре каких-то событий, а Вадик тоже любил быть в центре внимания. Это гораздо интереснее, чем тихой мышью сидеть в углу и корпеть над учебниками. Заниматься можно дома, причем по-быстрому, благо голова варит, а в остальное время хочется просто жить. Главное – не упускать материал. Для себя умный Зогинов вывел простенькое правило: если каждый день быстро делать все уроки, ничего не пропуская, то и оценки будут нормальными, и нагонять потом, делая лишние дополнительные задания, не придется. Исправлять оценки гораздо затратнее по силам и времени, чем сразу получать нормальные. Вадик вообще был парнем сообразительным.
Поэтому он сразу понял, что Таньке Гусевой что-то от него надо. Потому что двигалась она именно к нему, по прямой, легко лавируя между многочисленными школярами. Она и взглянула-то на него всего пару раз, но Зогинов уже твердо знал – сейчас подойдет.
Татьяна же была уверена, что ее маневр остался незамеченным, и она застанет Вадика врасплох.
Аккуратно подтянув юбку повыше и тряхнув белокурыми локонами, она решительно уставилась на Зогинова и требовательно спросила:
– Слышь, Вадик, как ты считаешь, какие цветы самые красивые?
Зогинов от неожиданности слегка опешил.
«Ага, – обрадовалась Татьяна. – Глазками захлопал, ответ придумывает!»
Она на всякий случай оглянулась в поисках Нади. Та послушно топталась в отдалении и таращилась на подругу: значит, потом можно будет сравнить впечатления.
– Гусева, ты чего? – выдавил Вадик.
– А чего ты зеленеешь-то сразу? Я просто спросила. Что, спросить нельзя? – начала напирать на него Таня.
– Да не знаю я, чего привязалась?!
– Ну, вот ты какие бы цветы девушке подарил? – помогла ему Татьяна.
– Какой девушке? – не понял Зогинов.
– Такой, которая тебе нравится!
– А тебе-то что?
– Да ничего. Просто так, интересуюсь. Считай, что это соцопрос, – вывернулась Таня, цепко вглядывавшаяся в его растерянную физиономию и пытавшаяся понять: он или не он. – Мне, например, розы нравятся. Но иногда и гвоздички
Таким незатейливым намеком она, с одной стороны, решила сразу дать понять, что в следующий раз нужно дарить более приличный цветок, а с другой – как бы одобряла подаренную гвоздику, чтобы совсем уж не отпугнуть симпатичного кавалера.
– Я не понял, Гусева, ты на что намекаешь? Я тебе цветы дарить не собираюсь, – обозлился Вадик, которому этот странный разговор порядком надоел.
– Какие цветы? Кому цветы? – К Вадику подошла Алиса Николаева и нахально обняла его за плечо, уставившись на Таню наглыми круглыми глазами. – Я цветы не люблю, с ними потом гулять неудобно. Мне, чур, чипсы или сухарики.
И она довольно хохотнула, шлепнув себя полной ладошкой по животу.
– Ты б, Николаева, лучше яблоки жрала и кефир пила, – процедила Таня. – Тебе сухари вредно, лопнешь.
– Пока толстый сохнет, тощий сдохнет, – заржала Николаева, колыхнув бюстом. – А ты, Гусева, капусту ешь, а то грудь не вырастет.
– Дура, – выпалила Таня и, развернувшись на каблуках, гордо удалилась.
– Ну, – налетела она на Надю. – Что скажешь?
Ничего сказать Надежда не успела.
– Черемушкина, вот ты где! – подскочил к ним взъерошенный Леша Терехин. – Какая ты все же безответственная! У человека алгебра не сделана, а ты по углам ныкаешься! Дай тетрадь!
– То есть у человека не сделана, а я безответственная, – пробормотала Надя.
– Терехин, уйди отсюда, – рыкнула Таня. – Мы заняты!
– Тань, погоди, я ему тетрадь дам, он же не уйдет! – остановила ее Надежда. Она выудила из сумки вожделенную тетрадку и сунула Леше. – Все, иди!
Но Терехин никуда идти не желал. Он пристроился рядом, на подоконнике.
– Уши греть будет, – покосилась на него Таня и оттащила Надю в сторону. – Давай, делись впечатлениями.
– Тань, если честно, я думаю, что это не он, – подумав, сказала Надя.
– Что «не он»? – Между ними просунулась очкастая башка Терехина.
– Иди отсюда! – гаркнули девушки хором. И Алексей послушно потрусил обратно к подоконнику.
– У Зогинова такое удивление на лице было. А потом он вообще разозлился, – осторожно сказала Надя. – По-моему, он искренне не понял, о чем речь. Ты только не обижайся…
– Да ну, я и сама вижу, что это не он. Чего обижаться, – вздохнула Таня. – Слушай, Надь, а от чего грудь растет?
– Я читала, что от горбушек.
– От каких горбушек? – обалдела Гусева.
– Ну, от хлебных и булочных. Типа, если их есть, то грудь растет, – неуверенно пояснила Надя.
– Тогда Николаева, наверное, живет у хлебозавода и подгрызает все выходящие оттуда караваи и батоны, – вздохнула Таня. – Да и побочный эффект налицо. Вернее – на другой части. Вон у нее зад какой. Хотя, наверное, лучше чтобы и зад, и грудь, чем когда ни того, ни другого.
Татьяна печально оглядела свою фигуру.
– Это на любителя, – снова сунул башку Терехин.
– Что на любителя? – оскорбленно поинтересовалась Таня. – И вообще, подслушивать нехорошо. Тебя родители этому не учили?