Фея и Пилот
Шрифт:
— Эй, герл!
Дни Пилот проводит на бирже. Для него нет работы. У него нет знакомых в Нью-Йорке. Зачем они бежали в это многомиллионное одиночество? Ах да — на их след напало ФБР. Дику досталось. Где он теперь? Ищейки интересуются Феей. Боже, какая суета!
— Как тебя зовут?
— Джи.
— Где живешь?
— Здесь, наверху. Пойдем?
«Она стала много читать. Я ухожу, она с книгой. Прихожу, отрывает глаза от книги. На столе появляется ужин. Я ем, она смотрит. Потом — вечерние ласки. Она отзывается на мои поцелуи. Сама берет меня… Что с нами стряслось?!..»
— Мы пришли.
В тесной, неприбранной
— Кто он такой? Сутенер?
— Брат. Гарри, выйди.
Постель широка и несвежа. Джи — большая сухая кошка, она вытворяет невиданные вещи. Она — маньяк, больной, извращенный до дикости человек… Все тело Пилота облепила прозрачная, вонючая пленка.
— У тебя есть душ?
Смыв с себя пленку, Пилот спускается в бар.
— Двойное виски… Повторите.
Работает телевизор: сегодня в Питтсбурге юная мать задушила своего малютку — она сошла с ума; в Париже прошла премьера нашего супербоевика «Возвращение Иисуса» — зрители растерзали экран; спорт: чемпионка Америки по борьбе Джейн Фитч в финальном поединке разорвала половой орган претендентки на звание чемпионки Мейбл Джексон, Фитч арестована, все материалы по уголовному делу будут передаваться только через нашу программу — смотрите нашу программу!
— Бармен, налей тому бородатому виски.
Телевизор: из ФБР просочились важные сведения: в течении месяца в Далласе орудовала советская шпионка, она прилетела на звездолете и приземлилась на одном из вспомогательных космодромов в штате Техас — неслыханная наглость русских.
— Ну, как моя сестренка?
— Мерзость.
— Надо уважать чужой труд. Я вот лишен возможности трудиться. Можно сигарету?
— Бери.
— Сам бы пошел на панель, но нет подготовки. Везде требуются профессионалы.
— Купи пушку.
— Э-э-э. Послушай. Неподалеку имеется премиленький голубой притончик. Только там можно попробовать евнуха. Я проведу. За 50 долларов.
Глянув в глаза бородатого Гарри, Пилот трясет головой.
— Не мешай смотреть телевизор.
Последние новости: киноактер Дональд Клейн уличен в развращении группы подростков известных фамилий, ему грозит пожизненное заключение; в центре Рокфеллера коммунисты разогнали демонстрацию партии юных неогуманистов, убито три человека. «Фея сбросила с себя одеяло. Она такая жаркая. И всегда спит без сорочки. Сейчас свернулась калачиком, обняла себя. У нее посветлело лицо. И улыбка посветлела. Совершенно пусто в голове! Что-то чугунное долбит в легких. Блевать хочется. Ноги неплохо вытанцовывают.»
— Эй, дядя! Тебе трудно идти. Надо выбросить лишнее… Всего-то 100 долларов. Ну, ничего. Теперь-то доберешься. Счастливо!
«Сопляки! Напейтесь водки. Посетите проститутку и купите на 100 долларов сифилис. Тьфу. Невозможно тошнит.»
— А-а-а-а-а.
«Нет. Сегодня мне не дурно: пусто и ничего не видать, и надо потихоньку топать к Фее. Снова тошнит. Хорошо! Поблюю еще раз за тем углом.»
Пилота кто-то догоняет, обнимает за плечи и ведет вперед. Они поднимаются по лестнице. Дверь открыта. На пороге стоит Фея.
— Тебе плохо, Пилот?
Она раздевает его, осторожно заворачивает в одеяло. Зарывшись носом в феину грудь, обняв талию Феи, Пилот по-ребячьи засыпает.
6
Утро. Прохладно, светло и чуточку грустно. Пилот не уходит.
— Я соскучилась по тебе. Ты никуда не пойдешь? Мы посидим сегодня дома?
Пилот — на диване. Фея в комнате наводит порядок.
— Я придумала себе новое платье. Посмотри!
Платье легко и прозрачно. Фея в нем тонка и почти бестелесна.
— Мне не узнать тебя, Фея!
— Вот такое платье! Ты знаешь, я познакомилась с нашей соседкой. Она очень умна. Мы навестим ее. Да? Ты посмотри, как принялись мои цветы. Они с астероида. Ты очень удивился им тогда. Помнишь? Хорошо, давай помолчим.
Фея устраивается рядом с Пилотом. Ее рука на его плече. Другую руку она поднимает. Истончаются, худеют на ней пальцы. Льются из них тихие, плавные звуки. Звуки — это маленький, плотный сиреневый шар над столом. Он растет, густо заполняет пространство. И поплыли в мажорной, спокойной мелодии стол и диван, книжный шкаф и сервант. Расплавились стены, потолок, пол. Пилот успокаивается, успокаивается, успокаивается… Резкое, страшное в своей немоте перекосило весь мир. Скользит чудесная мелодия… Но это было. И оно повторяется — немое, ужасное, вырывающее перепонки звучание в недрах чудесной мелодии. И комната преобразилась — аморфная сиреневая неощущаемая обольстительная масса. Скользит куда-то мелодия чудес.
Феина рука на его плече. Ее тепло втекает в него. Пилот напрягается.
— Тебе холодно, Пилот?
— Да.
— Я согрею тебя. Тебе не скучно?
— Нет.
— А кем ты хотел бы работать?
— Ты знаешь, моя профессия — летать.
— И ты пойдешь завтра на биржу?
— Мне предлагали зайти. Ты ничего не говорила о соседке.
— Миссис Мариам. Мы ходим с ней в сквер. Наблюдаем прохожих. Она рассказывает мне о разных женских хитростях.
— О каких?
— Благодаря ей я придумала платье. Теперь я буду каждый день выдумывать платья. И всегда буду новой.
— И удивительной!
— И еще. Оказывается, мы неправильно ведем себя в постели.
— Даже так! — Пилот внутренне улыбнулся, а, может, вздрогнул, — Она тебе показала?
— Не-ет. Но она очень умная и много видит. Знаешь, как она мне расписывала прохожих!
— Миссис Мариам!
7
Биржа труда.
— Вы — Пилот? Для Вас есть работа. Полицейскому управлению требуется вертолетчик.
— Спасибо.
Насекомообразная машина стоит на крыше полицейского небоскреба. Пилот в кабине, в маленьком, уютном рабочем мирке. Руки на тумблерах и штурвале. Пилот опробывает машину. Нью-Йорк мельчает, унижается до каменного узора. Сверху не видно ни людей, ни машин. Город неподвижен. Пилот летит.
Кругом бесцветная синь. И неподвижная высота. Там, далеко, замерли, раскинув лапы, белые крабовидные туманности; мертво покоятся ватные, глубокие груды. Небо — как слепок. Но Пилот долго вглядывается в него. И замечает: медленно, незаметно растворяются крабы галактик; и вывернутые горы движутся, оставаясь на месте — движение внутри: взад и вперед, вверх и вниз одновременно, пластами. Как долго надо смотреть, чтоб увидеть жизнь неба!
«Оно не торопится в величественном, созерцающим себя одиночестве… Оно надменно плюет в меня… Зря! Я не слабее тебя, небо! У меня есть Фея! С ней я смогу преступить чрез тебя!»