Фея из Мухоморовки
Шрифт:
– Г-тово! – выплыла из алкогольного тумана фея. Сей таинственный дымок тут же стал подниматься вверх, сильно ударяя в носы и мозги всех без исключения.
– На охоту! – носился Вилли, размахивая дубиной и только чудом не убив своих гостей.
– Милая дама, вы прекрасны! – признавался в любви Гилли, поглаживая старого лепрекона по коленке.
– Я жених хоть куда! – вертелся перед зеркалом Глаяд, стреляя глазками в расплывающееся отражение, кокетливо надувая
– И хоть чем! – заявила Зольда, кокетливо пнув своей изящной ножкой вероломного целователя! Тот влетел в зеркало, набил вторую шишку для симметрии и сполз на пол.
Младший принц хохотал без остановки, тыкая пальцем то в окно, где торчали ветки уже всех похмельно страдающих деревьев, то в брата, уже вставшего на карачки и совершающего тактическое уползание с поля боя.
– У-у! – восторженно завывали деревья, упоенно закатывая желтые глаза.
– Мне надо баб-чку! – выдала фея, повиснув на мягкой тушке Вилли, который сгоряча запустил дубину в иллюминатор, тем самым лишив себя оружия, а трактир – двери.
– Все отдам! Всех прибью, – пообещал пушистый кавалер, и, взвалив фею на плечо, шатаясь как матрос после года плавания, ушел в ночь.
– К-куда? А м-мы? – всем как-то сразу стало скучно и одиноко, все захотели поучаствовать в славном бабочко – бое.
Глаяд и Шардак обнялись, и такой вот четырехногой конструкцией пошли на выход. Выход не хотел их пропускать. Они присели, думая, что это из-за роста. Потом обнялись и таким вот бутербродом вывалились на свежий воздух.
За ними вышли под ручку Гилли и старый лепрекон. Кролик нежно прижимал к себе свою даму, дама щерилась беззубым ртом и все время косила глазом на бидон священного напитка, который катил за ними железный помощник Гилли. Крупные капли слюны едва не стали причиной подскользновения идущих за ними деревьев.
– Милая! Чего ты такая грустная? – спросил пушистик, нежно заглянув в глубоко посаженные глазки лепрекона.
– Пить хочу! – проскрипел лопоухий, да и вообще страшный как черт, лепрекон.
– Так в чем проблема? – Гилли широким жестом приказал своему помощнику налить даме бокал вина. Лепрекону было все равно, что вместо вина ему налили ядреной мухоморовки, пофигу, что не в бокал, а в щербатую железную кружку. Он выхватил тару из металлических конечностей робота и тут же опрокинул все в рот. На миг его глаза стали как две орбиты Сатурна, потом из них закапали круглые и блестящие слезы. Крупный мясистый нос его счастливо хлюпнул, и Уролл пошел в пляс! Его длинные нескладные ноги ловко задирались, демонстрируя темное прошлое ушлого дельца, видимо он не чурался ни сальсы, ни канкана!
Деревья выхватили бидон и жадно захлюпали содержимым. Тут же ухнули и стали водить свои странные хороводы то в одну сторону, то в другую.
Вилли довез фею до огромной поляны. То тут, то там росли одинокие пушистые деревья, низенькие, раскидистые. У них были странные разноцветные листья, от чего казалось, что это просто большие шарики. Болотный шар, который преданно следовал за хозяйкой, с радостью лизал и пробовал все вокруг! На третьем справа дереве его язык нащупал что-то весьма странное, оно не было вкусным, не было ни горьким, ни сладким.
– Что там, Шар? – фея на подгибающихся ногах подошла к дереву. Шар сидел, преданно вывалив язык.
– Пыльца? – спросил младший темный, указав на язык питомца феи.
– Где пыльца?
– На языке!
И тут все посмотрели мутными, налитыми кровью и жаждой приключений глазами на то самое дерево. Бабочка поняла, что ее рассекретили, и стала понемногу отползать на другую сторону кроны. Фея быстро пресекла безобразие: она так стукнула дерево, что робкая молодая самка Славноморки упала к ее ногам.
– Давай это, труси свою пыльцу… сюда! – и фея расстелила на земле штору из лаборатории Гилли. Бабочка вся была в сомнении. Тогда фея поторопила ее бесцеремонным хуком справа. Взвизгнув, зажмурив пострадавший глаз, та стала трястись как в припадке. Через пару минут куча пыльцы грозила погребти незадачливых охотников с головой.
– Все, все! Лети отсюда! – обиженный взмах крыльев, в которые закуталась Славноморка, и она стала неприметным свертком в траве, быстро, впрочем, уползающим вдаль.
– Мы счас помо-оже-ем! – послышалось вдалеке, и на поляну ступили Гилли с лепреконом. Впрочем, Уролл скорее впорхнул на нее. Все бабочки, попрятавшиеся в кронах заинтересованно выглянули, оценив изящные пируэты старого скряги.
– Мы уже вытрусили одну! – показала фея кучу пыльцы, которую сейчас сноровисто закутывал младший принц. Он никак не мог свести концы с концами, в смысле, не мог решить, какой конец шторы и с каким связать. Что так, что этак, пыльца грозила высыпаться из своего убежища.
– Упакуй! – покомандовал кролик своему слуге. Тот достал абсолютно чуждый предмет для мира фей – мусорный полиэтиленовый пакет. И вытряхнул в него пыльцу.
– Мы привезли угощение! – бидон булькнул остатками пиршества. Все, включая крылатых с вожделением в глазах поползли к Гилли.
В эту ночь в лесу ухало, безумный смех пугал немногочисленных соседей до икоты. И феи, и кролики, и деревья со Славноморками – все славно отпраздновали такую хорошую охоту!