Фея придёт под новый год
Шрифт:
А зеленоглазых женщин может быть… сколько угодно. Да, сколько угодно!..
Торопливо вымыв пол, я покинула комнату хозяина и в очередной раз отправилась вниз, сменить воду, а потом — опять наверх. Если проделывать это каждый день, то через месяц у меня будут мышцы, как у акробата из королевского театра.
Предварительно постучав, я открыла двери в комнату мальчиков, не спеша переступать порог. Но в комнате никого не было, и я воспользовалась случаем, чтобы совершить молниеносную уборку.
Три кровати, стоявшие рядком,
Над одной из кроватей была прибита широкая полка, вся заставленная моделями кораблей. Я остановилась на минутку, чтобы рассмотреть эти игрушки — они были сработаны очень тонко и со знанием дела. Можно было разглядеть все снасти до последнего канатика, и даже — стоявшего у штурвала бравого капитана, ростом около дюйма, с трубкой в зубах.
Я закончила уборку в половине двенадцатого, выполоскала тряпки, почистила снежком метлу, а потом вошла в кухню, где Джоджо длинной деревянной ложкой помешивала очередное варево в котелке над огнем.
— Всё сделано, сударыня, — сказала я. — Можно ли мне отлучиться на час? Хочу отправить письмо матушке-настоятельнице, что добралась благополучно.
— Не получится! — служанка отвернулась от огня — лицо ее было красным от жара. — Госпожа Бонита прислала записку, что задерживается и будет только к вечеру. Она поручила мне срочно купить нитки и иголки для шитья, зайти к модистке, чтобы забрать бельё, и принести ей кружева на новое платье. Я вернусь только к вечеру, так что сегодня занимаетесь домом и детьми. Отправите письмо завтра.
— Хорошо, — нехотя согласилась я.
Фальшивое письмо жгло меня даже через одежду. Мне не терпелось избавиться от него. Ждать до завтра… это долго.
— Я почти доварила кашу, — Джоджо сунула ложку мне в руку, — помешивайте и снимите с огня через десять минут. Потом поставьте на край очага, чтобы хорошенько пропарилось. В два часа накроете на стол. Как раз закончатся занятия, и придут мастер Эйбел и мастер Нейтон. Не забудьте — каша, хлеб, чай. Капусту полейте постным маслом.
– Сегодня я уже наслушалась про эту капусту, — осторожно возразила я, — детям она не нравится. Может, если есть орехи…
— Вы с ума сошли?! — возмущенно перебила меня Джоджо. — Это распоряжение госпожи Бониты. Извольте слушаться. А к вечеру сварите похлебку из бараньего гороха, я его замочила. Справитесь? Да что я спрашиваю! — не дождавшись моего ответа, она сняла фартук и повесила его на спинку стула. — Не справитесь — вас рассчитают сегодня же. Госпожа Бонита шутить не любит.
— Справлюсь, не беспокойтесь, — пообещала я очень серьезно.
— И ещё, — служанка остановилась на пороге. — Не забудьте принести поесть Логану. Он на чердаке.
— На чердаке? — переспросила я. — Но почему…
— Всё, я убежала! — свирепо перебила меня Джоджо и в самом деле убежала.
Я услышала стук её башмаков, потом хлопнула входная дверь, и в доме стало тихо.
— На чердаке? — пробормотала я, помешивая то, что должно было быть кашей, но на самом деле являлось каким-то странным пюре темно-коричневого цвета.
Я успела проголодаться, потому что завтракали мы с Джоджо рано утром, а время уже перевалило за полдень. Но попробовать это жуткое варево я не решилась. Принюхиваясь и разглядывая обед, который мне предстояло подать, я с трудом узнала зеленую чечевицу, разваренную вдрызг. Сюда не помешали бы лук и чеснок, и немного черного перца для аромата… Хотя, и это бы не спасло блюдо.
Подумав, я осмотрела кухню и была удивлена скудными запасами. Немножко муки, полбутылки постного масла — самого дешевого, резко пахнущего. Неудивительно, что дети ненавидят капусту, если её поливают именно этим маслом… Я нашла четыре головки лука и несколько зубчиков чеснока, полмешка овса — грубого, не обрушенного, и рыбьи хвосты в холодной кладовой, замерзшие до состояния льдышек. Единственное, что радовало — мешок орехов, стоявший у стены. Орехи — вкусная и полезная пища. Но как часто её дают детям?
Возможно, в этом доме просто строго соблюдают пост?
В половине второго я поставила на поднос тарелки, положила ложки, нарезанный ломтями серый хлеб и понесла всё это наверх, в столовую.
Заглянув по дороге в гостиную, я увидела согнутые спины близнецов — они что-то писали в тетрадях под диктовку незнакомого мне молодого человека в сером поношенном сюртуке.
Ванесса сидела в кресле и читала книгу. Вряд ли это были любовные романы, потому что вид у девушки был до оскомины кислый, и она то и дело зевала украдкой.
— Вы дочитали главу, барышня? — спросил молодой человек, пока близнецы, высунув языки от усердия, дописывали последние слова.
— Да, — ответила Ванесса таким несчастным тоном, словно это она перемыла половину дома.
— Прошу вас пересказать вкратце… — молодой человек заложил руки за спину и с полупоклоном подошел к девушке.
«Учитель», — поняла я и на цыпочках отошла от двери, не мешая занятиям.
Потом я заправила капусту маслом, морщась от резкого запаха, выложила кашу в глубокую миску и ровно в два понесла всё наверх.
— Пора обедать, — позвала я близнецов и Ванессу.
Молодой человек обернулся и поклонился мне, застенчиво улыбаясь. Лицо у него было очень приятным — с тонкими правильными чертами, но больше всего подкупало его открытое и приветливое выражение. Глаза у юноши были голубые, волосы — светлые, а брови и ресницы, наоборот, очень темные. Больше всего ему подошло бы петь в церковном хоре рождественские песни, изображая ангела.
— Пообедаете с нами, мастер? — спросила я с некоторым сомнением, потому что пригласить гостя на такую постную трапезу казалось мне неудобным.