Фея придёт под новый год
Шрифт:
Эйбел тоже не остался в стороне и вскоре продемонстрировал мне свою «игрушку». Он смастерил из яйца голую девицу, подрисовав на скорлупке груди и даже мысок внизу. Я выхватила этот позор и раздавила в ладони, пока младшие не увидели. Эйбел ничуть не обиделся и хохотал над моим гневом до слёз.
— Вы уверены, что достаточно взрослый для поездки за море, мастер? — сердито спросила я у него. — Может, вам ещё рановато думать о взрослой жизни? Ведь шутите вы, как прыщавый юнец.
— Ладно, не ворчи, матушка Лилибет, — сказал он примирительно. —
— Я упаду в обморок от страха, когда увижу бородатого, неопрятного пирата, у которого будут желтые зубы от курения и мозоли на ладонях, как коровье копыто, — ответила я ему в тон.
— Я буду учиться навигации, — сказал он, и глаза у него заблестели совсем как у отца. — И стану капитаном.
— Бог в помощь, — ответила я, взъерошив ему волосы.
Глава 19
Это были чудесные, волшебные дни. И даже Корнелия не могла испортить мне предпраздничного настроения. Впрочем, девица больше не сплетничала, и вела себя тише воды, ниже травы, а я убедила себя, что нет смысла жаловаться на неё господину Десинду. В конце концов, это он — хозяин дома, и ему виднее, кого нанимать прислугой в этот самый дом.
Когда игрушки были готовы, мы сложили их в корзину, чтобы не разбить и не помять, и в один из вечеров начали украшать гостиную. Эйбел, как самый высокий, стоял на стуле и развешивал хрупкие яичные поделки, а мы стояли внизу и хором указывали — куда и на какую ветку вещать ту или иную игрушку. Пусть эта ёлка была не такой сверкающей, как Большая Королевская Ёлка, но мне она нравилась гораздо больше. От сделанных собственными руками игрушек веяло уютом и теплом, а что может быть важнее тепла и уюта, когда за окном завывает ветер и так холодно, что стекла окон покрываются морозными узорами?
Госпожа Бонита не показывалась, и я была эту рада. И мне казалось, что остальные тоже были рады, что никто не рассказывал страшных историй про грехи и возмездие за них. Нет, не стоило забывать о грехах, но сейчас было время радости, а не грусти, и я сама с удовольствием забыла обо всем кроме ёлки, новогодних украшений и рождественской выпечки.
Один из вечеров мы посвятили имбирному печенью. Ему полагалось полежать перед тем, как быть съеденным, поэтому пекли его до праздников. Джоджо натерла имбирь, я завела тесто, Эйбел раскатал его в огромный пласт, а потом все были приглашены, чтобы вырезать из мягкого, ароматного теста разные фигурки. Это было так же увлекательно, как мастерить игрушки из скорлупок.
Эйбел пытался вылепить корабль — с парусами и мачтами, Черити наделала много-много куколок у которых на головах красовались зубчатые короны, Логан вырезал из теста лошадок, близнецы от души развлекались, создавая что-то причудливое — фантастических зверей, которых точно не существовало в нашем мире. После того, как выпекли первую партию, и по всем комнатам поплыли душистые сладкие волны, Ванесса и Нейтон тоже объявились на кухне и после долгих уговоров присоединились к производству печенья.
Наблюдая за тем, как всё семейство Десиндов весело лепит, обсыпается мукой и швыряется орехами и изюмом в потешных сражениях, Джоджо прослезилась. Я заметила, как она украдкой вытерла глаза краем фартука, и дружески обняла её.
— Настоящий праздник, — сказала служанка, пытаясь улыбнуться сквозь слёзы. — Наконец-то в этом доме — настоящий праздник.
— И поэтому не надо плакать, — утешила я её. — Грешно плакать, когда все рады.
— Ваша правда, ваша правда, — согласилась она и уткнулась лицом в передник, отвернувшись к стене, чтобы дети не увидели её слёз.
Поглаживая её по плечу, я подняла голову и увидела господина Десинда. Он стоял на пороге кухни — в верхней куртке, в лохматой шапке, готовый уйти в ночь на маяк, и смотрел… на меня. Запах имбирного печенья и корицы, детский гомон и треск огня в печи, и этот взгляд… Зимнее волшебство, новогодняя сказка — вот что это было.
Сердце у меня затрепетало — казалось, ещё немного, и невозможно будет дышать от переполнявшего душу счастья. Господин Десинд сделал шаг вперёд — медленно, как во сне, и тут Черити радостно завопила, увидев отца.
— Папа! Папа! — она бросилась к нему, держа на ладонях что-то отдаленно напоминающее лягушек с рогами. — Смотри, каких принцессочек я сделала! Это будет печенье!
— Очень красиво, — похвалил её отец, переводя взгляд с меня на рогатых лягушат.
— Ты тоже должен что-нибудь слепить! — заявила Черити, полнимая к отцу круглую мордашку, перепачканную мукой. — Элизабет сказала, что каждый должен слепить то, о чем мечтает, и тогда это сбудется!
— Ах, она так сказала? — господин Тодеу снова взглянул на меня. — Значит, так и есть.
— Поэтому я слепила принцессу, — торопливо объясняла Черити, — Эйбел делает корабль… А что ты слепишь, папа?
— Даже не знаю, — уклонился от ответа господин Тодеу. — Значит, Эйбел мечтает о корабле?
— Ну… лепит он точно не корабль, — язвительно заметила Ванесса. — По-моему, это селёдка, которая собирается метать икру.
— Что бы ты понимала! Это — русалка! — Эйбел в отместку вымазал сестре нос мукой, и тут же началась новая канонада из изюма.
— Поспокойнее, прошу вас, — заметалась я между ними, опасаясь, что господин Десинд посчитает это баловством и ненужным расточительством.
Но он не сделал никому замечаний и с таким же вниманием, с каким разглядывал печенье, слепленное Черити, посмотрел, что лепят близнецы, Нейтон и Логан. Эйбел и Ванеса немного угомонились, но Эйбел тут же принялся подшучивать над сестрой, спрашивая, кого лепит она — похоже на снежную бабу, хотя Ванессе следует мечтать не о снеговиках, а о муже.
— Уймись, — сказал господин Тодеу, проходя мимо старшего сына, и на секунду положив ему на плечо руку.
Эйбел сразу же присмирел и занялся своей селёдкой… то есть — русалкой, кончиком ножа изображая чешую у неё на хвосте.