Фея с улицы Иркутской дивизии
Шрифт:
Это уже признание. А Серафима думала, будто его поцелуй был случайным. Ну, решил таким образом успокоить взвинченную женщину.
Что, в самом деле, она злится? Человек беспокоился о ней, причем, как выясняется, не зря… Понятно, почему злится. Предстала в таком жалком виде перед тем, перед кем не хотела бы такой представать.
Признание Ивана Матвеевича обдало ее теплой волной, и стало легко на душе и отрадно. И чуточку тревожно: а вдруг он в ней разочаруется?
Еще между ними ничего не было, а связь уже установилась. На самом деле она вовсе не злилась от того, что Гвоздев о ней беспокоится. По большому счету она на себя злилась.
— И что же вы узнали? — спросила она уже тоном ниже.
— Что он три года назад стрелял в свою жену из ружья и только чудом не убил. Ранил в плечо. Она лежала в больнице, а он каждый день торчал в ее палате, вымаливая прощение. Главным образом для того, чтобы она не возбуждала против него дело. Откупился от жены всем, что у него было. И принял ее условие ни в коем случае не пытаться видеться с дочерью. Теперь она вышла замуж за нормального человека. А этот ваш Михаил просто потенциально опасен. Когда я увидел синяки на вашей шее, то понял, что вы тоже в опасности… Подошел к нему, когда он ждал вас в своей машине у ворот, и предупредил, что, если он не оставит вас в покое, я сообщу в милицию об очередной его попытке убийства. Показалось, он все понял, но едва я повернулся к нему спиной, как он ударил меня по голове… кажется, монтировкой, и удрал.
— Простите меня! — вырвалось у Симы. — Это я во всем виновата.
— С одним условием, — сказал он, останавливая машину у обочины. — Вы меня поцелуете.
Что у нее за день сегодня: все требуют одного и того же! Может, Всемирный день поцелуя?
Глава 24
Вместо одного поцелуя получилось… Сима сбилась со счета. Они целовались и целовались, пока он не прошептал:
— Давай ко мне поедем, что ли!
— Я думала, что тебе не нравлюсь, — сказала она невпопад.
— Ты — мне — не нравишься? — удивился он, ворочая слова, как глыбы, потому что она заставляла его выныривать из этого омута, в который он с таким удовольствием погружался.
И тогда он продекламировал, считая, что она выдумывает неизвестно что:
Чаще наша жизнь — ненастья.
Очень редко — сладкий зной.
…Попадется омут счастья —
Сразу прыгай. С головой![2]
— Нет, ты подожди, — настаивала она, — не отвертишься. При чем здесь стихи? Когда это я тебе понравилась? Уж во всяком случае, не с первого взгляда. С первого взгляда ты почувствовал ко мне неприязнь.
— Не придумывай, — отмахнулся он, развязывая шарф на ее шее.
— Иван, прекрати! — Она отчего-то стала злиться. Ей казалось, что он не воспринимает всерьез ни ее саму, ни желания, которые она высказывает. А просто тащит ее по тропе собственных желаний. Приспичило ему, вот и все, а вовсе не потому, что он так уж в нее влюблен. — Иначе я рассержусь.
— И что ты мне сделаешь? — Теперь он запустил руки под ее водолазку.
— Дам тебе пощечину, — произнесла Сима ледяным тоном.
И тогда он опомнился. Значит, она не шутит? Но ведь только что все было хорошо, она отвечала на его поцелуи и была в его руках такая ласковая, такая нежная…
Он со стоном отодвинулся.
— Ну чем я опять провинился?
— Ты меня не слушаешь!
— А зачем ты в такие минуты говоришь? Неужели всякие там разговоры не могут подождать?
— Потому что я хочу понять!
— Что? — Теперь уже и он построжел, разозлился на нее.
Но у нее вдруг кончились слова. И пришло чувство, что вот сейчас, в эту минуту из их отношений уходит что-то важное, настоящее, а она со своей дотошностью чего-то там выясняет. Бывают минуты, когда слова лишние. И оказывается, именно женщины все портят, продолжая прямо-таки с маниакальной настойчивостью выяснять отношения.
— Понравилась — неточное слово, — после некоторого молчания заговорил он. — Понравиться может картина, рубашка, костюм, а женщина… Просто в один момент вдруг поймешь, что это она, та, которую так долго ждал…
— …что не обязательно ей об этом и говорить, — насмешливо закончила за него Сима.
— До чего же ты язва, Серафима, — вздохнул он и спросил: — Куда тебя везти-то? Адрес свой скажи.
— Странно, а разве ты не знаешь? — съехидничала она, уже не в силах остановиться. — Мне показалось, ты вызнал обо мне все, что мог.
— Вызнал! Вот ведь и слово какое подобрала. Злое. — Он тронул машину с места и только спросил: — Как ехать, прямо?
— Через два поворота свернешь налево, — сказала она.
— А почему ты меня все-таки оттолкнула? — опять стал допытываться он. — Знаешь, как говорят на Востоке: уходит — не задерживай, приходит — не отталкивай.
— А ты уже пришел? — лукаво спросила она по принципу: и хочется, и колется, и мама не велит. Теперь уже и ее кокетство выглядело наигранным.
— Я бы давно пришел, если бы ты остановилась и подождала меня.
Опять намек! На то, что она торопится со своими мужчинами и связывается не с теми, с кем нужно?
— Ты мне ничего не сказал насчет документов: ты взял их с собой?
Ей ничего не оставалось, как перевести разговор на другую тему, чтобы не выглядеть совсем уж глупой.
— Да взял я, взял!
— Вот как раз сейчас и поработаем.
— Опять ты все испортила. — Он нарочито тяжело вздохнул. И поинтересовался: — Что, совсем плохо?
— Ты о чем? — не поняла Сима.
— О деньгах.
Как раз машина подъехала к ее дому. Сима оказалась права: номер ее дома Гвоздев знал. Он приткнул свой автомобиль почти у самого ее забора и включил габаритные огни. Уже было довольно темно, сумерки сгущались с каждой минутой.
И тут произошло неожиданное: какая-то машина, стоявшая поодаль, у соседнего дома, стала набирать скорость и вдруг понеслась прямо на Гвоздева с Симой.
Она ничего предпринять не успела. Просто обомлела и стояла столбом, представляя собой отличную мишень. Зато Гвоздев среагировал достаточно быстро. Он схватил Симу в охапку и прыгнул вместе с ней вдоль забора, под защиту своей машины.