Фея в кроссовках
Шрифт:
Он появился из скалы вскоре, радостный, а к скале уже шел другой мальчик. Моа поняла, что людям от скалы нечего бояться, но все равно продолжала наблюдать, как они то пропадают, то возникают из скалы вновь.
Вот появился из скалы Камешек, довольный, как и остальные, и настал черед Травинки – она была последняя. Она пошла к скале таким же решительным шагом, как и остальные, а Моа поймала себя на мысли, что опасается за нее – ведь до этого она была с девочкой все дни. А сейчас не могла последовать за ней, даже если бы сильно захотела.
Травинка точно так же, как и остальные, исчезла в скале,
Но вот Моа увидела возникшую возле скалы Травинку, и с радостью бросилась к ней. А она словно испытала нечто похожее, что и барс – подбежала к нему, и сжала в крепких объятиях, приговаривая что-то полным облегчения голосом.
Тут снова заговорил Посох – видимо, сказал, что все успешно прошли ритуал. Все вместе они направились обратно в селение, и Моа шла совсем рядом с Травинкой, ощущая своей шерсткой ее ногу. И заметила, что девочка очень задумчива – впрочем, как и остальные дети. Видимо, этот ритуал действительно вещь полезная, несмотря на угрозу, что несла скала…
Придя в селение, они сразу же легли спать – уже в сумерках, так устали. А Моа уснула, ощущая ласковые пальцы своего друга…
Наутро их разбудили трое охотников. Моа с радостью увидела среди барсов Григга – он стоял рядом с мужчиной, у которого на шее виднелось ожерелье из множества зубов животных. Этот мужчина, когда все дети поднялись на ноги, начал вместе с двумя другими проверять оружие мальчиков и Травинки, после отдавая его обратно. А потом сказал несколько слов, после чего Травинка начала забираться Моа на спину, как и мальчики на своих друзей-зверей. Моа не стала ей мешать, а, когда девочка оказалась на ее спине, ощутила, какая она легкая. Порадовавшись этому, Моа двинулась следом за взрослыми барсами, на спинах которых уже сидели мужчины.
Они неторопливо шли через лес некоторое время, глядя, как его наполняют светом лучи сияющего шара, и звуками проснувшиеся животные и птицы. А потом мужчины остановились, и Моа поняла, почему – в ветвях деревьев неподалеку притаилась стая птиц. Друг Григга, сказав несколько слов, пустил из лука стрелу, вместе с двумя другими охотниками, и тут же на землю упали три убитые птицы, а воздух наполнился шуршанием крыльев потревоженной стаи.
Охотники забрали убитых птиц, и пропустили молодых барсов и тигров вперед – теперь первым шел Мао, а Моа шла за ним. Вскоре Моа увидела и почуяла птиц на дереве возле них, и ощутила, как Травинка напряглась – она тоже заметила их. Моа ощутила, как девочка быстро приготовилась попасть в птицу, но почему-то не выстрелила, а птицу настигла стрела Камешка.
С Травинкой заговорили мальчики и охотники, видимо, выясняя, что ей помешало. А Моа терялась в догадках, отчего девочка, умея хорошо стрелять, так и не убила добычу.
Они продолжили охотиться в лесу, то и дело, замечая либо небольших животных, либо птиц. Моа думала, что Травинка убьет какую-нибудь добычу позже, но она и на второй, и на третий раз медлила, уже приготовившись стрелять, и добыча доставалась самому быстрому из мальчиков. Поэтому Моа недоуменно смотрела на девочку,
До конца охоты она шла пешком, рядом с Моа, не пустив ни одной стрелы. Глядя на девочку, Моа видела, что она грустна, и в последние два раза даже не целилась в птиц.
Зато Камешек убил нескольких птиц, и теперь шел, довольный собой. Мао тоже радовался – знал, что ему достанется часть от добычи мальчика.
– Как думаешь, почему Травинка никого из дичи не убила?- спросила Моа у брата вечером, когда они наелись, и лежали неподалеку от своих друзей.
– Наверное, оттого, что ей их жаль стало,- отозвался Мао,- обычно это свойственно самкам людей, поэтому они не охотятся. Видимо, Травинка тоже такая.
– Понятно,- протянула Моа.
Посмотрела на девочку – от нее только что отошел Камешек, и вид у Травинки был невеселый.
– А мясо она ест,- сказала Моа, вспомнив предыдущий праздник,- странно, что при этом не может убить хотя бы одну птицу.
– Да,- согласился Мао,- но сегодня она его не ела, я заметил. Может, она больше не хочет его есть, поэтому ест фрукты?
– Может быть. Или есть еще что-то,- протянула Моа задумчиво,- я уже давно чувствую, что она не похожа на остальных людей. Да и запаха у нее нет.
– Как же ты ее находишь?- спросил Мао с любопытством,- по звукам?
– Я чувствую запах травы от ее одежды, и иду на него. Но искать мне ее приходится редко. Но кроме этого… мне кажется, что она вообще не человек.
Мао эти слова удивили.
– Ты слышала, что она не из долины, поэтому и говоришь так,- сказал он с уверенностью в голосе,- выглядит она, как другие люди.
– Да,- невольно согласилась Моа,- но она только похожа на них. Ты же слышал, как Травинка поет?
Мао согласно мотнул головой – вскоре после праздника, где люди танцевали, она начала петь, и вместе с Моа, он не раз слышал эти песни.
– У меня внутри все замирает от этих песен,- продолжила Моа,- такое ощущение, словно они состоят из очень легкой, невидимой, воды, и эта вода наполняет меня, обновляя, доставляя ни с чем несравнимую радость. А когда слушаю песни женщин, ничего не чувствую.
– Да, ты права, песни у нее необыкновенные,- подтвердил Мао,- наверное, она не человек. Тогда кто же Травинка?
Моа промолчала, не зная ответа на этот вопрос. Из двуногих она знала только людей, и даже предположить не могла, кто еще помимо них может жить на земле.
Думая об этом, она долго не могла заснуть. Потом сон все-таки завладел ею. Но ночью Моа вдруг проснулась, почуяв слабый запах какого-то хищника. Запах незнакомый…
Поспешно поднявшись на лапы, Моа побежала через лес к горам – запах шел оттуда. Большими прыжками принялась забираться на горы…. И вдруг почувствовала запах Травинки. Обернулась, и увидела девочку – она что-то кричала, и в голосе ее звучала мольба. Но угроза от неизвестного хищника была сейчас важнее, поэтому Моа отвернулась от Травинки, продолжив взбираться в горы. Запах оставался слабым, даже когда она вышла на горную тропинку, и не усиливался, сколько бы ни принюхивалась Моа, то и дело, останавливаясь. Это ее злило, она изменила направление, сойдя с тропы, но запах нисколько не усиливался.