Фея Желаний
Шрифт:
— Всё бесполезно, да? — с тоской спросил он.
Хозяин этого храма мрачно кивнул.
Повисла новая пауза, и пленённый служитель заговорил снова. Теперь голос звучал спокойнее, будто ничего особенного и не произошло:
— Прабабка уверяла, будто сила не передаётся, но став юношей, я начал ощущать в себе изменения. Словно рядом находилось нечто особенное, мощное, что жило во мне, но дотянуться до чего я не мог. Эта неспособность бесила. Приступы злости стали чаще, и я быстро понял, что рано или поздно злость выйдет наружу. А тут ещё мать со своей мечтой о
Теперь скривилась я. Кто подумает? Да есть варианты.
Вероятно, Тевлогий тоже обо мне вспомнил, по крайней мере выражение лица стало очень красноречивым. На нём читалось: так бы и убил!
— Я жил и страдал. Ненавидел всех и вся, и твёрдо знал, что буду мучаться до конца жизни. Но тут случилось невозможное… Когда алтарь начал в очередной раз проваливаться, меня, как и многих других столичных служителей, пригласили на совещание сюда, в центральный зал нашего Главного храма. Я вошёл, и ощутил… — Тевлогий шумно втянул воздух, и замолчал.
Он имел в виду «туман» — силу, которая начала просачиваться сквозь повреждённый золотой короб. Я сама попробовала впитать всего каплю, и даже эта капля повлияла на волшебство.
Я ощутила себя сильнее, бодрее и вообще лучше. Божественная энергия оказалась не просто не конфликтующей, а родственной…
— Чем дольше я находился возле артефакта, — прохрипел Тевлогий, — тем ближе становилась моя сила. После того совещания центральный зал закрыли для всех, но я нашёл помощника, и стал приходить сюда по ночам.
— Ты говоришь об отце Митрике? — уточнил Грэм. — Да. О нём.
Глава 64
Служитель говорил, и картина, которая складывалась по следам его рассказа, получалась грустной. Ведь Тевлогий, будучи чистокровным человеком, много не понимал, а я, как существо волшебное, сознавала всё.
Его случай был редким, почти уникальным. Сатиры, особенно чёрные, отличались повышенной любвеобильностью и соблазнили бессчётное количество женщин. Однако рожали от них единицы, и сила в таких детях действительно не проявлялась. Но…
Она всё же могла пробудиться, причём время значения не имело. Через десять поколений, двадцать, тридцать — любой вариант.
Только об обретении настоящих волшебных способностей речи не шло. Наследственность проявлялась чертами характера и вот этим ощущением близкого, но недоступного могущества.
Ещё могли возникнуть «побочные способности» вроде той же защиты. Да, защита, которая мешала мне воздействовать на Тевлогия, брала своё начало именно здесь. Теперь я это поняла.
Чёрные сатиры с их склонностью к жестокости — вариант родства, увы, не лучший. Зато злость Тевлогия стала более чем понятна. Впрочем, оправдать его скользким «не мы такие, это жизнь виновата», мне не удалось.
Всегда есть выбор, и «святой» отец его сделал. Он не пытался перекроить себя, не пробовал измениться, даже наоборот,
Рассказав о сообщнике-Митрике, Тевлогий упомянул сестру с племянником и признал, что с удовольствием на них отыгрывался. За всё! За дурную погоду и за малое количество податей, за чай, который оказался слишком горячим, и за соседа, наступившего на ногу с утра. За белый день, чёрную ночь и сам воздух, которым мы дышим!
А в последние месяцы у Тевлогия появился дополнительный повод для нервов, неудовольствий и срывов — его грандиозный план. Ведь он сразу понял, насколько полезным может быть божественный артефакт…
Едва речь зашла о планах, служитель вспомнил меня, Амирин — оказалось, я стала первой, кто «всё испортил».
— Лавочница возомнила себя шпионкой! — рыкнул он с ненавистью. — Что она ко мне прицепилась? Где был закон? Почему он допускает преследование честных горожан?
Затем досталось… ну, в общем-то, опять мне. Тевлогий помянул крепким словом Фею Желаний с её алтарём — из-за ажиотажа и выставленной в переулке охраны вход в потайной тоннель стал недоступен.
Тевлогия лишили возможности регулярно подпитываться, ему пришлось пробираться в центральный зал напрямую, и это было нелегко, ведь зал-то закрыт.
— Но ты хуже всех! — прохрипел служитель, сверкая глазами на Грэма. Лицо Тевлогия, кстати, постепенно возвращалось к нормальному состоянию, ноги тоже начали меняться, обращаясь в человеческие. — Эти твои облавы, рейды, конфискация…
Тевлогий говорил про амулет.
Осознав, что божественный артефакт усиливает его нечеловеческую сущность, Тевлогий решил воспользоваться грядущим переносом алтаря и напитаться под завязку. Хотел получить настоящее могущество, пробудить в себе волшебную кровь. Церемония была идеальным шансом — ведь алтарь поднимут, возможно даже извлекут артефакт.
Вот он и решил быть тут, и уговорил отца Митрика, посулив золотые горы. Вместе придумали как заменить на церемонии настоятеля, и даже отыскали способ, но тут вмешался Грэм.
— Я тогда чуть с ума не сошёл от злости! — рыкнул Тевлогий.
А мне вспомнилась Наура, ей тогда снова досталось…
— Так что с настоятелем? Ты его убил? — Грэм посуровел.
— Нет! — воскликнул Тевлогий. — Настоятель только усыплён!
Я решила, что это милосердие, но сейчас, подчинённый приказу Грэма, Тевлогий не мог лгать. И он сказал про целесообразность — мол, возиться с трупом сложнее.
Более того, если бы всё пошло по плану, никто бы не заметил. Даже настоятель — для него уже был готов элексир внушения и история о том, что память пропала сама собой. Ведь когда речь о чудесах вроде переноса алтаря возможно всё.
— Замечательно, — фыркнул на это Грэм.
Божественный близнец заметно остыл. Грэм вообще отходчивый, как я успела заметить.
А Тевлогий обмяк, из него словно кости вынули. И всё бы хорошо, но тут не выдержал архиепископ:
— Тевлогий, как же так? Зачем? Ты всегда казался таким хорошим, таким добрым человеком. Я лично выписывал тебе рекомендацию для поступления на службу…