Фея
Шрифт:
Крис узнал, что роды не будут болезненными и долгими, а Змей, только родившись, уже будет способен говорить и ходить. Но, когда Валья выразила надежду, что он будет говорить по-английски, первой мыслью Криса было, что она совсем сдурела. Этого он не сказал, но сомнение выразил.
— Я знаю, — сказала Валья. — Фея тоже сомневается. Это уже не первая попытка родить ребенка, который сможет разговаривать сразу на двух молочных языках. Но даже Фея не может утверждать, что это в принципе невозможно. Наша генетика отличается
— Что, к примеру?
— Про научную сторону мне ничего не известно. Но ты должен признать, что мы другие. У себя в лаборатории Фея успешно скрещивала наши яйца с генетической материей лягушек, рыб, собак и обезьян.
— Это противоречит всему, что я знаю о генетике, — признал Крис. — Впрочем, я не так много и знаю. Но что тут общего с англоговорящим Змеем? Даже если бы хоть один из его родителей был человеком — а ты сама знаешь, что это не так — мы, когда рождаемся, только и можем, что верещать.
— Фея называет это эффектом Лысенко, — сказала Валья. — Себе самой она уже окончательно доказала, что титаниды могут наследовать требуемые характеристики. Мы — те из нас, кто считает, что знание английского можно передать по наследству, — считаем, что, если знание родителей будет достаточно углубленным, дело может выгореть. Ты как-то спрашивал меня, не проглотила ли я словарь. На самом деле почти так оно и есть. Для успеха эксперимента необходимо, чтобы все родители знали все английские слова. Эта цель труднодостижима, но у нас очень хорошая память.
— За это я могу поручиться. — Порой это раздражало Криса, и ему потребовалось время, чтобы привыкнуть. Но до конца он так и не привык. Крис и сам не знал, почему это его расстраивает. И все-таки то и дело расстраивался.
— Но мне интересно зачем, — много позже сказал Крис. — Зачем вам английский, когда ваш собственный язык так прекрасен? Я, правда, его не понимаю, но очень бы хотел. Впрочем, насколько мне известно, не считая Сирокко и Габи, которым его имплантировали, никто из людей не заходил в овладении титанидским пением дальше зачаточной стадии.
— Это правда. Мы владеем своим языком инстинктивно, а людям, несмотря на их подчас колоссальные интеллектуальные достижения, удача здесь не светит. Наши песни не подвергаются грамматическому разбору. Более того — они редко одни и те же, даже когда выражается одна и та же самая мысль.
Фея рассудила, что тут действует и телепатическая составляющая.
— Неважно. Я вот о чем говорю — вернее, спрашиваю. Зачем вы так усиленно над этим работаете? Чем вам плох титанидский? По-моему, уже чудо, что вы рождаетесь, зная хоть какой-то язык. Зачем вам сдался английский?
— Наверное, ты недопонял, — сказала Валья. — Змей будет владеть нашим пением. Это уже точно. Я бы и думать не стала о том, чтобы лишить его этой способности. Скорее бы я пожелала, чтобы
Крис посмеялся и заверил ее, что все нормально.
— Я только намекала на поговорку, которой пользуются, когда у кого-то что-то не выходит. Тогда мы говорим: «Ходит на двух ногах, и обе левые».
— Я и не сомневался.
— Клянусь тебе… но ты опять надсмехаешься. Ничего, когда-нибудь я к этому привыкну.
— Не привыкнешь, если я не помогу. Но ты так и не сказала, зачем вы над этим бьетесь.
— Мне казалось, это очевидно.
— Не для меня. Валья вздохнула.
— Ладно. Почему именно английский? Просто потому, что первые люди в Гее говорили на нем и он сразу привился. А почему вообще земной язык… Дело в том, что со времен первого контакта здесь селится все больше и больше людей. Больших групп не прибывает, зато мелкие — постоянно. И вполне понятно наше желание лучше вас узнать.
— Малоприятные соседи, которые пришли навсегда? Так?
Валья подумала.
— Не хотелось бы говорить о людях пренебрежительно. Как отдельные личности, некоторые из них замечательны.
— А как раса мы сущая чума.
— Не мне об этом судить.
— Почему? Ты приговорена к нам так же, как и все остальные. И я с тобой согласен. Мы страшные подонки, когда начинаем о чем-то вместе мозговать. Тогда и появляются всякие атомные бомбы и тому подобное. А большинство отдельных личностей… а-а, черт. — Тут Крис испытал острые уколы шовинизма, которых терпеть не мог — но не мог и избежать. Это заставляло его искать защитные доводы, чтобы предъявить их Валье. Но сейчас таких доводов не нашлось. — Знаешь, — сказал он наконец, — я вдруг понял, что не встречал титаниды, которая бы мне не понравилась.
— А я многих встречала, — сказала Валья. — И знаю их лучше тебя. Но я не встречала титаниды, с которой не смогла бы поладить. Я никогда не слышала, чтобы одна титанида убила другую. И я никогда не встречала титаниду, которую бы я возненавидела.
— Ага, вот в чем соль, правда? Вы, ребята, ладите между собой куда лучше, чем мы.
— Придется согласиться.
— Тогда говори. Скажи мне правду. Забудь хоть на минуту, что я человек…
— Да я об этом и не вспоминаю.
Валья хотела пояснить, но Криса интересовало другое.
— Просто скажи мне все, что ты думаешь о присутствии в Гее людей. Что думаешь ты лично и что думают титаниды в целом. Или мнения разделяются?
— Мнения, конечно, разделяются, но я согласна с теми, кто за большие ограничения. Да, мы не единственная разумная раса в Гее и говорим только за себя. Но что касается земель, где мы живем — Гипериона, Крия и Метиды, — то здесь нам хотелось бы иметь право голоса в том, кого туда пускать, а кого нет. Думаю, процентов девяносто мы бы завернули назад.