Фея
Шрифт:
— Так много?
— Может быть, и меньше. Ты просил меня быть откровенной — вот я и стараюсь. Люди принесли в Гею алкоголизм. Вино мы всегда любили, но та бурда, которую вы зовете текилой, а мы… — Валья пропела краткую мелодию — … что переводится как Смерть-со-щепоткой-соли-и-кружком-лимона, вызывает у нас болезненное пристрастие. Люди принесли венерические болезни — единственные недуги земного происхождения, которые нам передаются. Люди принесли садизм, насилование и убийство.
— Как похоже на историю американских индейцев, — заметил Крис.
— Сходство есть, но, по-моему, оно скорее иллюзорное. Множество раз на Земле более мощная технология, встречаясь с более слабой,
— В каком смысле?
— Гее нравятся земляне. В том смысле, что они ей интересны. Она любит за ними наблюдать. Пока они ей не надоели, нам приходится принимать всех, кто сюда прибывает. — Увидев лицо Криса, Валья вдруг сделалась такой же озабоченной.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она.
— И о чем же?
— Что, будь установлены нормы, ты бы их не прошел.
Крису пришлось признать, что она права.
— Ты ошибаешься. Как бы тебе получше объяснить… Вот ты расстраиваешься из-за своих эпизодов насилия. — Валья вздохнула. — Пожалуй, мне следует сказать больше. Легко произнести справедливую диатрибу по поводу людей, которые могут не нравиться. Множество землян мой народ отверг бы без всяких условий: предубежденных, слабоумных, вероломных, заблудших. Дурно воспитанных — которых еще в невинном детстве не научили, как стать достойными людьми. Мы считаем, что корни всех человеческих бед лежат в недостатке воспитания. Похоже, вы рождаетесь только с жестокостью и аппетитом — и часто эти побуждения перерастают в образ жизни.
И все же с представителями вашего рода мы вступаем в отношения любви-ненависти. Порой мы обожаем, а порой ненавидим пламя ваших страстей. В каждом из вас есть черточка насилия, и мы это принимаем. Для нас это нетрудно, раз уж мы намного крупнее; без пистолета у вас мало шансов причинить кому-либо из нас вред. Между прочим, мы прежде всего хотели бы запретить это уравнивающее оружие. Не имея агрессивных побуждений, мы не можем позволить вам стать нам равными физически.
И есть среди вас личности, чья внутренняя суть пылает так ярко, что мы бываем ослеплены ее сиянием. Лучшие из вас намного замечательней лучших из нас. Мы это знаем и принимаем. Ни у кого из вас нет нашего смирения, но мы понимаем, что смирение — это еще не все. Мы многое можем предложить человеческому роду. Правда, человеческий род пока что особого интереса не проявил, но мы не теряем надежд. Однако и нам следует у вас учиться. Мы долго пытались перенять ваш огонь, все лучше вас узнавая. И раз уж здесь, в Гее, Лысенко оказался прав, мы теперь пытаемся впитать вас в себя. Вот зачем мы учим английский.
Крис никогда не слышал от Вальи ни таких долгих, ни таких страстных речей. Он думал, что все о ней знает, но теперь понял, что это не так. Крис уже подметил, и даже упоминал об этом Валье, что ее произношение постепенно улучшается. А со словарным запасом титанида уже далеко его перещеголяла. Когда требовалось, она могла разговаривать на его родном языке в десять раз лучше самого Криса. Это его не раздражало; Крис понимал, что по мере сближения она будет раскрываться все больше и больше.
Так и должно было быть. Но кое-что ему не нравилось.
— Не хочу, чтобы это показалось резкостью, но должен вот о чем тебя спросить. Вся история с яйцом из той же серии? Заветы Лысенко?
Не буду лгать. Да, и это тоже. Но я никогда не стала бы заниматься с тобой любовью без чего-то более сильного. Я говорю о любви, которая, насколько мне известно, единственное чувство, идентичное у людей и титанид.
— Сирокко так не считала.
— Она ошибается. Да, я, конечно же, понимаю, что любовь связана у людей с ревностью, страстью и собственничеством. У титанид же все по-иному. Но это не делает иным само чувство. Просто немногие люди познали любовь, не окрашенную всеми этими наслоениями. Тебе придется поверить мне на слово; в этом мы вас превосходим. Люди тысячелетиями пели и писали о природе любви, но так и не нашли определения, которое бы всех удовлетворило. Для нас же любовь — не загадка. Мы ее понимаем. Именно в песне — и в ее лучшей подруге поэзии — люди ближе всего подошли к сути любви. И тут нам есть чему их научить.
Крису хотелось в это поверить, но его по-прежнему раздражало что-то, чего он никак не мог до конца осознать. Валья уже объясняла, как она справляется с его приступами бешенства. Быть может, именно из-за этого глубоко внутри себя он и не мог ей поверить?
— Крис, ты меня не обнимешь? — спросила титанида. — Я чувствую, что расстроила тебя. Мне это ужасно не нравится.
Валья, похоже, заметила его колебания, так как глаза ее наполнились слезами. Они сидели в каком-то метре друг от друга — и все же Крис почувствовал разверзшуюся меж ними пропасть. Это испугало его. Ведь совсем недавно она казалась так ему близка.
— Я боюсь, что мы станем друг другу слишком чужими. Ты никогда не поймешь меня, а я не пойму тебя. Но ты должен! И я должна! — Тут она остановилась и немного успокоилась. — Дай я снова попробую. Я ни за что не сдамся.
Я сказала, что лучшие из вас лучше нас. Могу тебя заверить, что мы это видим. Змей тоже увидит сразу же, еще новорожденным. Когда появляется один из таких лучших людей, мы сразу это замечаем. Но, если собрать их вместе, ты никогда бы не понял, что у них общего. Это не какое-то одно качество — и даже не всегда одни и те же. Многие отважны, другие трусливы. Застенчивы или бесстыдны. Умны или глупы. Многие внешне очень яркие; они лучше чувствуют жизнь и горят таким огнем, которого нам прежде было и не представить. Другие, на человеческий взгляд, совсем подавлены — как бываешь подавлен ты — но на наш взгляд они лучатся светом.
Мы толком не знаем, что это за свет, но хотелось бы его хоть немножко — только без той тяги к самоуничтожению, что составляет проклятие вашего рода. А быть может, даже и с этой ужасной тягой, ибо тепло его бесподобно.
Для таких людей у нас есть песнь. Вот она… — Валья пропела, но затем быстро переметнулась обратно на английский, словно чувствовала, что времени мало и что она опять не успеет до него достучаться. — В примерном переводе это значит «Те-кто-однажды-могут-запеть» или, более буквально, «Те-кто-могут-понимать-титанид». Если только захотят. Боюсь, перевод вышел нескладный.
Сирокко такой человек. Ты не почувствовал и сотой доли ее тепла. Габи была такой. И Робин такая. Кое-кто в Титанополе. В поселении, мимо которого мы проплывали в Крие. И ты. Не будь ты таким, я бы скорее камень полюбила. А я безумно тебя люблю.
«Интересно у нее получается», — подумал Крис. И еще: какое совпадение, что все они четверо обладают этим неуловимым качеством. И еще: вот стыд-то, ведь она такая необыкновенная, только как мне сказать ей?..
Но все эти мысли вдруг смыло прочь переживание, которое Крис позднее описал для себя как похожее на явление утопающему в одно мгновение всей его жизни или как вспышку гениальности, о которых часто рассказывают. Выводом же оказался вопрос: «И как это я так долго был таким кретином?» А заключение состояло во внезапном осознании, что он тоже безумно ее любит.