Фейсконтроль на главную роль
Шрифт:
– Да ну? – восхитилась я.
– Что ж тут странного, – протянула Матренкина. – Сколько мне, по-твоему, лет?
– Сто, – с ходу ляпнула я.
– Тю, дура! – тихо засмеялась старуха. – Хотя, спасибо, от души мне долголетия пожелала. Но, надеюсь, Господь раньше меня приберет. Семьдесят пять я в нонешнем году отсчитала. А Скавронская в девяностых померла, вот той точно сто годков стукнуло. Только она ведьмой никогда не была, колдуньей тоже, ее до конца сороковых годов в Киряевке очень уважали, хоть и чопорная была старуха. Пошли в избу, чаю попьем…
Лариса легко встала и вошла в дом. Я посеменила за ней, миновала длинный темный коридор, отодвинула цветастую занавеску и попала в удивительную для сельской старухи комнату. Никаких ковров на стене, комодов, прикрытых кружевными салфетками, диванов с гобеленовыми
Посреди квадратной комнаты лежал пушистый ковер теплых коричнево-розовых тонов, у окна стоял старинный письменный стол с древними бронзовыми чернильницами и подставкой для ручки с открытым пером. Здесь же была лампа в виде античного бога (вещь определенно ценная, конца девятнадцатого века). Но больше всего меня удивили книги – их тут было несметное количество, они теснились на полках, лежали на подоконниках, на уютном диване, в двух глубоких креслах и даже на полу.
– Ты тут обожди, – приказала Лариса и ушла на кухню.
Я села в кресло и взяла одно издание. «Имя Розы» Умберто Эко. Следующая книга оказалась еще интересней, она принадлежала перу великого японца Кобо Абэ. Если эти произведения читает Матренкина, то у нее хороший вкус и, очевидно, прекрасное образование. Я встала и подошла к полкам, висевшим в простенке между окнами. Ну надо же, здесь медицинская литература, всякие справочники, как у моей подруги, хирурга Оксаны, пособия по лекарственным травам. Дальше – больше. На столе высится стопка книг, среди незнакомых мне авторов я заметила фамилии Флоренского и Блаватской. Я пыталась некогда ознакомиться с трудами Елены Великой, но, если честно, не смогла их осилить, абсолютно ничего не поняла. А Лариса, видно, постоянно обращается к сочинениям «королевы эзотерики» – толстая книга пестрела разноцветными закладками.
Я взяла в руки труд Блаватской и увидела под ним том с темно-синей обложкой в красных прожилках, точь-в-точь такой притащила из кабинета Эрика Валентина. «Магия. Правда и ложь». Автор – Майя Водкина. Я машинально открыла первую страницу – сбоку выделялась написанная чернилами короткая фраза: «Вам с любовью», дальше шла подпись со множеством затейливых завитушек.
Я быстро вернула книги на место, выровняла стопку и села в кресло со скучающим видом гостьи, которая ждет не дождется припозднившуюся с чаем хозяйку. Значит, приемная внучка Скавронской, которую недолюбливала и отчаянно ревновала Вероника, особа, проявлявшая в юности большой интерес к знахарству и взятая Софьей в ученицы, написала труд о магии. И она знакома с Матренкиной.
– Не заснула? – спросила Лариса, входя в комнату с подносом.
– Книги листала, – ответила я, – Абэ Кобо интересный писатель.
– Не всем нравится, – отметила Лариса. – Иди к столу. День сегодня не постный, можно печеньем побаловаться. Оно на сливочном масле, значит, скоромное.
– Вот странно… – без тени улыбки сказала я.
– Чего удивительного ты заприметила? – спросила Лариса.
– С самого начала меня насторожила ваша речь, – пояснила я, – вроде говорите как сельская, неграмотная женщина. «Семь дней вилами не разгрести». И тут же, характеризуя Скавронскую, употребляете словно «чопорная». А книги? Вам нравится Умберто Эко? Как это сочетается с журналами, которые лежат на террасе? Неужели вы увлекаетесь сплетнями из мира шоу-бизнеса? Где телевизор, отрада сельской бабушки? И ваша посуда! Чай подаете в фарфоровых чашках, изготовленных небось на заводе Кузнецова еще до революции!
Матренкина улыбнулась.
– Вот тут ты ошиблась, посуда от Гарднера. Что же касаемо остального… Телик в гостиной, там и фикус с геранью и плед мохеровый, и весь праздник. Я туда чужих людей обычно привожу, в кабинет редко пускаю. Хоть и не поймет народ про книги, да мне выделяться не следует. Речь моя за долгие годы общения с простыми людьми, увы, уподобилась винегрету, где свекла, где огурец, где зеленый горошек. Мой отец был человек образованный, жаль, рано умер. Служил у Панкрата Варваркина камердинером, от барина ума понабрался. А серебро и посуду ему барин перед отъездом из России подарил. Но об этом никому рассказывать было нельзя, иначе в прежние годы могли и в тюрьму посадить.
– К счастью, я не жила в темные времена российской истории, но моя бабушка Афанасия рассказывала, как люди боялись ночного звонка в дверь, – сказала я.
– В колхозе
– Софья имела влияние на местное начальство? – удивилась я.
Матренкина осторожно подняла хрупкую чашку.
– У Ивана Федоровича дочь больной родилась. Сейчас бы сказали – церебральный паралич, а в двадцатые годы ее убогой прозвали. Софья много чего умела, она девочку в прямом смысле слова на ноги поставила, говорить научила, читать, писать. Иван Федорович ребенка обожал и Скавронскую от большевиков защищал. Народ знахарку уважал, она на болоте тихо жила – траву сеяла, порошки да микстуры составляла. Где колхознику врача найти? Бабка-повитуха да Софья, вот и весь Минздрав, в Москву не поедешь, далеко и никому там сельчане не нужны. Еще жила в деревне матушка Зинаида, она грыжу умела отчитывать, но только ее в лагерь загнали. И монашек из близлежащей обители тоже. Поговаривали, Панкрат Варваркин до того, как из России убежать, кое-кого из божьих невест у себя в доме прятал. Но я того не знаю, мама многое не рассказывала, с пеленок мне внушала: «Лучше молчать, чем говорить. Одевайся скромно, про семейные дела не болтай, подружек дальше терраски не пускай, со взрослыми не спорь». Раньше детей по-иному воспитывали. Мне повезло, замуж хорошо вышла, за доктора. Никогда супругом бита или ругана не была, помогала ему, на медсестру выучилась. Бог нам дочь послал, жила я в удовольствие, а овдовела – к Богу пришла. Но не я тебя интересую. О Скавронской хочешь узнать?
– Да, – кивнула я, – о заклинании и прочем. Кто об этой истории мог знать?
Матренкина поморщилась.
– В каждой местности были свои легенды. В Киряевке рассказывали о генерале, который приехал свататься к молодой красавице Фотине. Ехал военный издалека, вез в подарок суженой невероятно дорогую вещь – камень с небес.
– Это что ж такое? – поразилась я.
Лариса пожала плечами.
– Я передаю сказку. У жениха имелся раритет, огромный самоцвет, который упал к его ногам в тот момент, когда мужчина принял решение о женитьбе. Вроде божьего благословения. Генерал положил дар провидения в коробку и повез в дом невесты. Долго ли, мало ли ехали, а прибыли больными: температура, озноб, кашель. Фотина, невеста, хотела ухаживать за возлюбленным, но ее отец воспротивился желанию девушки и, забыв о правилах гостеприимства, отправил военных в садовый домик, да приставил к ним десятилетнюю девку в помощь, не пожалел бедную сироту. К утру вся компания умерла, очевидно, в пути мужчины подцепили инфекцию. Старик-отец перепугался. Он опасался чумы, поэтому велел вырубить в холме пещеру и замуровать там трупы. Личные вещи несчастных сожгли вместе с садовым домиком. Фотина дала обет безбрачия, но через год отец все равно выдал дочь замуж, и та прожила вполне счастливую жизнь. Девке-прислуге тоже повезло – она не заболела и была пристроена барином в благодарность за отличную службу в бедную дворянскую семью Скавронских. Девчонку удочерили бездетные Стефан и Франциска, Софья вроде является потомком той девки. Говорят, та девчонка-прислуга прожила два века, никогда не хворала и до могилы сохранила все зубы. Так ее наградил Господь за то, что она не побоялась ходить за умиравшими в мучениях военными. Но это всего лишь предание.
– Софья Скавронская родилась в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, а скончалась в конце двадцатого века, – отметила я. – Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок! Может, и впрямь долголетие – поощрение за милосердие?
– Молодые об этой истории не знают, – напевно продолжила Лариса, – да и не осталось в Киряевке малолеток, вымирает село. Старухи же иногда болтают чушь, в особенности Раиса Круглова старается. Прибежала ко мне месяца три-четыре назад и с порога кричит: «Ларка, дай скорей капель, трясет меня, колотит…»
Матренкина достала настойку пустырника и поинтересовалась:
– Кто ж тебя так взвинтил?
Раиса надрывно запричитала:
– Пошла я водички взять из ключа! На камнях поскользнулась, и головой в воду упала. Хорошо, не захлебнулась. Аж сознания лишилась, провалялась там.
Лариса нахмурилась.
– Зачем к воде ходила? Знаешь небось, она не всем помогает.
– Свинья заболела, мается, – пожаловалась Круглова. – Хуже ей от воды не будет – или подохнет, или выздоровеет.