Фиалка
Шрифт:
— Как скажете, милорд полковник.
Глава 14
— Почтовый голубь только что доставил письмо, моя дорогая. Похоже на почерк Сент-Саймона? Что скажешь?
Сэр Гарет Фортескью прошествовал в гостиную, где был накрыт стол для завтрака, с интересом разглядывая письмо, которое держал в руке.
— Гуляет по Лондону, Боже ты мой! А я-то думал, что твой братец все это время был на Полуострове.
Он уронил письмо на стол возле тарелки своей супруги и покосился на расставленные
— Сколько раз я говорил этой чертовой кухарке, что люблю хорошо поджаренный бекон, с хрустящей корочкой! Посмотри только на это!
Он подцепил вилкой ломтик бекона.
— Белый и непрожаренный, как свиное брюхо! Люси Фортескью покраснела, всплеснула руками и вскочила:
— Прости, Гарет. Я не заметила. Позвонить Уэбстеру и попросить, чтобы принесли другой?
— Нет, не стоит беспокоиться. — Ее муж плюхнулся на стул, лицо его исказилось гримасой отвращения.
— Меня устроит и филе.
Люси колебалась, в ней боролись два желания; поскорее прочесть письмо брата и успокоить мужа в столь критическую минуту. Достаточно было взглянуть на Гарета, чтобы по его набрякшим векам и отнюдь не цветущему виду понять, что сегодня утром у него состояние не из лучших. Она не имела представления о том, где он провел вчерашний вечер, а возможно, и ночь. Не в своей постели и уж, конечно, не в ее. Ей вовсе не доставляло удовольствия то, что происходило на их брачном ложе, но этот малоприятный ритуал худо-бедно помогал сохранить брак, и, значит, муж не должен был так часто оставлять ее на ночь в одиночестве.
Она вздохнула, потом снова покраснела, испугавшись, что он услышал ее вздох. Гарет не выносил, когда она хандрила. В ее несчастном виде он усматривал желание упрекнуть его, дать понять всем окружающим, как печален ее жребий.
И то и другое было верно. Но Люси быстро распрощалась со своими мятежными поползновениями, потому что ее мать твердила снова и снова, что святая обязанность жены — во всем поддерживать мужа, не задавать лишних вопросов, повиноваться и с радостью принимать любой предлагаемый им образ жизни. И Джулиан, после смерти их отца — единственный мужчина, с мнением которого она готова была считаться, явно разделял такую точку зрения. Кроме того, он с самого начала был так настроен против ее брака, что она и не могла бы претендовать на его сочувствие, хотя, конечно, брак с сэром Гаретом Фортескью сильно обманул ее ожидания.
Да, выносить все это было весьма тяжело. Она снова почти беззвучно вздохнула. Трудно было в восемнадцать лет и всего только после десяти месяцев замужества день за днем и ночь за ночью коротать в одиночестве. Муж ее продолжал вести такой же образ жизни, как и до женитьбы, и поддерживал отношения и связи, возникшие у него до брака, будто и не стоял с ней у алтаря.
— Ну?
Она виновато подняла глаза в ответ на резко прозвучавший вопрос и увидела хмурого Гарета, державшего в руке кружку с элем.
— Прошу прощения, Гарет.
— Так что там пишет твой братец? — спросил он нетерпеливо.
— Я еще не читала.
Она одарила его робкой улыбкой и сорвала печать с письма.
— О, — снова сказала она. Письмо оказалось столь же кратким и сжатым, как и все послания ее брата, и ей понадобилось всего полминуты, чтобы ознакомиться с его содержанием.
— Джулиан пишет, что пробудет в Англии несколько месяцев. Он должен выполнить какие-то поручения герцога Веллингтона в Хорсгардсе и Вестминстере, а лето он собирается провести в Тригартане.
— Боже мой! Зачем? Он что, откупился от службы в армии? В чем там дело?
— Нет, я не думаю, — возразила Люси, хмурясь. — Но он говорит в своем письме, что приехал не один… что с ним… какая-то испанская дама.
Она подняла на него глаза в полном недоумении.
— Говорит, что чем-то обязан ее отцу и что тот, когда лежал на смертном одре, попросил Джулиана взять его дочь под свое покровительство и помочь ей войти в английское общество. Похоже, что у нее какие-то корнуолльские связи и что она надеется их восстановить.
Ее голубые, как китайский фарфор, глаза становились все больше по мере того, как росло ее недоумение.
— Не похоже на Джулиана, правда?
Гарет коротко хохотнул.
— Не будь это Сент-Саймон, я сказал бы, что он привез себе с войны девицу легкого поведения, но он такой чопорный, так печется о приличиях, что никогда не опозорил бы священную землю Тригартана внебрачной связью.
Люси покраснела как маков цвет и судорожно отхлебнула глоток чаю, чуть не задохнувшись, когда раскаленная жидкость обожгла ей горло.
— Не будь такой дурочкой. Люси, — сказал Гарет беззлобно. — Ты ведь кое-что знаешь о жизни, дорогая. Ты все-таки замужняя дама, а не девственница. В жилах Сент-Саймона — такая же красная кровь, как и у прочих представителей сильного пола. Просто он щепетилен насчет того, где и когда предаваться утехам, естественным и необходимым для мужчины.
— Да… да, наверное, ты прав. — Люси поспешно оттолкнула свой стул и встала. — Если ты позволишь, я тебя покину, Гарет, мне нужно обсудить меню с кухаркой.
Она торопливо вышла из комнаты, предоставив мужу размышлять о том, что, если бы Сент-Саймон не был таким пуританином, возможно, Люси была бы гораздо более веселой компанией и в постели, и вне ее. Брат, бывший десятью годами старше, все семь лет перед ее замужеством оставался ее опекуном, и его мнение о том, что пристало девице, носящей имя Сент-Саймонов, было чертовски строгим.
Право же, это было обидно. Гарет снова наполнил кружку элем, с облегчением чувствуя, что с каждым глотком похмелье проходит. Люси была премилой и прехорошенькой крошкой, и он находил ее нежные и женственные округлости весьма привлекательными, но она и понятия не имела о том, как доставить мужчине удовольствие. Потому не было ничего удивительного в том, что он продолжал срывать цветы удовольствия, где и когда только ему представлялся случай.