Фиаско
Шрифт:
Пилот больше не улыбался.
– Я трус, потому что не отважился признаться себе в том, что не верю уже в успех контакта. Но я не настолько труслив, чтобы уклониться от выполнения моего задания. У Стиргарда – свое, и он также от него не отступит.
– Но ты сам считаешь это задание невыполнимым.
– Только если придерживаться установки: мы должны прийти к соглашению, а не сражаться. Они отказались – по-своему. Нападением. И неоднократным. Такой последовательный отказ тоже можно считать пониманием – выражением их воли. Если бы Гадес поглотил «Эвридику», Стиргард наверняка не попытался бы его за это разорвать на куски.
– Значит, ты все еще надеешься?
– Не знаю. Знаю только, что, если будет нужно, обойдусь без надежды.
Он замолчал и задумался, явно смутившись.
– Ты вытянул из меня то, чего обычно не говорят, доктор… а собственно, я сам без нужды вылез с этим «Nemo me impune lacessit» у командира, а он поделом осудил меня, потому что есть обязанности, которые следует исполнять, но не хвалиться ими, ибо тут нечем хвалиться. Что сказал обо мне GOD? Депрессия? Клаустрофобия? Ананкастический комплекс?
– Нет. Это все устаревшие термины. Ты знаешь, что такое коллективный комплекс Хикса?
– Так, взглянул только, на «Эвридике». Танатофилия? Нет, как-то по-другому – что-то вроде самоубийственной отчаянности, так?
– Более или менее. Это много сложнее и шире…
– Он признал меня непригодным к…
– GOD никого не может сместить с должности. Ты, думаю, это знаешь не хуже меня. Может дисквалифицировать своим диагнозом, но не больше. Решение принимает командир, консультируясь со мной, а если кто-то из нас впадет в психоз, командование могут взять на себя оставшиеся члены экипажа. О психозах пока речи не идет. Мне хотелось бы только, чтобы ты не так горячо стремился к этой высадке…
Пилот отстегнул пояс, медленно взлетел и, чтобы искусственный зефир не сдул его, ухватился за ветку орешника.
– Доктор… ты ошибаешься вместе с GODом.
Ток воздуха тянул его так сильно, что весь куст начал гнуться. Не желая выдергивать его с корнями, пилот отпустил веточку и крикнул, подлетая уже к дверям:
– Лоджер на «Эвридике» сказал мне: «Увидишь квинтян», и поэтому я полетел…
Корабль дрогнул. Темпе почувствовал это сразу же: стена оранжереи резко двинулась на него. Он извернулся в воздухе, как падающий кот, чтобы амортизировать удар, соскользнул по стене на грунт, дававший уже твердую опору для ног, и, согнув колени, оценил тяготение. Оно было не слишком сильным. Но, во всяком случае, что-то произошло. Коридор был пуст, сирены молчали, но отовсюду доносился голос GODa:
– Все на места. Квинта ответила. Все на места. Квинта ответила…
Не дожидаясь Герберта, он вскочил в ближайший лифт. Тот тащился целую вечность, поочередно мелькали огни палуб, пол подпирал его все сильнее. «Гермес» в ускорении уже превысил земное тяготение, но не больше, пожалуй, чем на пол-единицы. В верхней рубке, погрузившись в глубокие гравитационные кресла с поднятыми подголовниками, сидели Гаррах, Ротмонт, Накамура и Полассар,
Стиргард еще раз пустил все сообщение на экран для Герберта и монаха, как только они появились. Потом сел в свое кресло, повернувшись к присутствующим.
– Мы получили ответ несколько минут назад с указанного пункта вспышками солнечного спектра. Коллега Накамура, это было зеркало?
– Возможно. Свет некогерентный – через окно в облачности. Если обычное зеркало, то размером по меньшей мере в несколько гектаров.
– Любопытно. Сигналы принял солазер?
– Нет, они были направлены на нас.
– Очень интересно. Какова сейчас угловая величина «Гермеса», видимого с планеты?
– Несколько сотых секунды дуги.
– Еще интереснее. Свет был сфокусирован?
– Был, но слабо.
– Как вогнутым зеркалом?
– Или рядом плоских, соответственно расставленных на большой равнине.
– Это значит, что они знали, где нас отыскать. Но каким образом и откуда?
Все молчали.
– Прошу высказывать мнения.
– Они могли обнаружить нас, когда мы выпустили солазер, – сказал Эль Салам. Темпе не заметил его раньше: физик подал голос из нижней рубки.
– Это было сорок часов назад, и мы шли без тяги, – возразил Полассар.
– Пока оставим это. Кто из вас верит в их честность? Никто? Вот это – самое удивительное.
– Слишком красиво, чтобы быть правдой, – услышал Темпе голос сверху: на галерее стоял Кирстинг. – С другой стороны, если это западня, они могли бы придумать что-нибудь менее примитивное.
– Что ж, проверим.
Командир встал. «Гермес» шел так ровно, что все гравиметры показывали единицу, словно корабль покоился в земном доке.
– Прошу внимания. Коллега Полассар включил у GODa блок программ СГ. Эль Салам погасит солазер и наложит на него маскировку. Где Ротмонт? Отлично – приготовишь два тяжелых посадочных аппарата. Пилоты и доктор Накамура останутся в рубке, а я пойду приму душ и сразу вернусь. Да! Гаррах, Темпе, проверьте, хорошо ли закреплено все, что не любит десяти g. Без моего разрешения никто не должен спускаться в навигаторскую. Все.
Стиргард обошел пульты и, увидев, что только пилоты покинули свои места, бросил от двери:
– Врачей попрошу на их посты.
Через минуту рубка опустела.
Гаррах пересел в другое кресло и, бегая пальцами по клавиатуре, проверял на светящихся схемах интероцепторов состояние всех агрегатов от носа до кормы. Темпе сейчас не был нужен, и он подошел к японцу, который просматривал на подсветке спектры квинтянских сигнальных вспышек, и спросил, что такое «блок СГ». Гаррах навострил уши, потому что тоже до сих пор ничего об этом не слышал. Накамура оторвался от бинокуляров и меланхолично покачал головой.