Фигня (сборник)
Шрифт:
Иван даже холодильника не раскрыл. Маханул фужер одним глотком и занюхал обшлагом рубашки.
– Ну, ебена мать, теперь понимаешь?! – храбро пробулькал он Маккензи.
Медсестра поднесла капитану валерьянки.
Первый раунд был выигран вчистую. Объявили пятиминутный перерыв.
Курсанты вышли в туалет. Реаниматоры пока не уходили, ждали, чем все это кончится.
В туалете Заблудский широко открыл рот, и Иван осторожно вытянул у него из желудка длинную кишку воздушного шарика, в конце которой болталась увесистая смертоносная капля яда. Кондом сработал!
Такая
– Ваня, ты ее не проглотил?
Иван засунул палец в рот, поискал.
– Нету… – сказал он.
Все трое разом представили, как в желудке Ивана резиновым комочком лежит смертоносная порция в сто пятьдесят граммов яду.
– Как ты думаешь, может разъесть резину? – озабоченно спросил Иван.
– Это вряд ли. Лишь бы не пролилось. Ты осторожнее, не делай лишних движений, – посоветовал Леша.
Все трое, избавившись от кондома в горле, говорили уже нормальными голосами.
Однако лишних движений предстояло сделать довольно много. Начинались зачеты по единоборствам.
Первой значилась стрельба. Маккензи, потерпевший страшное фиаско на ядах, был полон решимости уложить всех троих, лишь бы поправить свое реноме.
На этот раз начинал Иван.
Перестреливались на стрельбище, с трех сторон укрытом брустверами с цветущими на них тюльпанами. Красиво было вокруг, пели французские птицы. Иван потихоньку прислушивался к желудку, хотя знал, что яд мгновенного действия. Если хоть капля просочится, – все, хана.
– Выбирайте оружие, – сказал полковник.
– Шестизарядный Смит-Вессон, – сказал Маккензи.
– Автомат Калашникова, – предложил Иван.
Это тоже была домашняя заготовка. Автомат Калашникова в программу входил, но стреляли из него по мишеням, друг по другу – никогда. Велика вероятность поражения насмерть.
– Хорошо, ебена мать, – сказал Маккензи.
Комиссия, врачи и экзаменующиеся укрылись в блиндаже с телевизионными мониторами, на которых хорошо была видна цветущая поляна стрельбища. Преподавателю и курсанту дали по автомату, бронежилету и каске. Надев амуницию, они разошлись метров на пятьдесят, повернулись лицом друг к другу.
– Огонь! – скомандовал по трансляции полковник.
Оба разом упали на траву и принялись поливать друг друга очередями. На мониторах хорошо были видны лица курсанта и преподавателя. На обоих была зверская решимость прикончить противника. Но Иван выглядел человечнее.
Одна за другой возникали на касках вмятины от пуль. Комиссия вела счет. Вадим и Леша тоже считали, болея.
– Маккензи ведет три-два. А вот сравнялись, видишь…
Внезапно Иван вскочил на ноги. Капитан сразу же дал очередь веером, но Иван подпрыгнул, пули прошли под ногами. Приземлившись, Иван с большего угла буквально прошил противника, оставив на бронежилете экзаменатора ровную строчку отметин, будто пробежала сороконожка. Набрал этим кучу очков.
Полковник с майором обменялись одобрительными репликами.
Маккензи перекосило. Он
– Прикладом добить хочет, – предположил Алексей.
– Прикладом нельзя. Зачет по стрельбе, – напомнил Вадим.
Теперь противники били друг по другу в упор, так что отскочившие пули, случалось, возвращались обратно. Маккензи тупо бил в одну точку Ивановой каски, будто буравил дыру в стене шлямбуром. Вмятина была чудовищная, палец влезет. Иван набирал очки выстрелами по туловищу. Бронежилет Маккензи разлохматился, напоминал уже дедовский разлезшийся ватник, найденный на чердаке пятьдесят лет спустя после смерти деда.
Комиссия сбилась со счета попаданий.
И тут патроны у обоих кончились.
– Гранату, ебена мать! – прорычал Маккензи.
Это был дополнительный вопрос по билету. Ассистенты, сидевшие на корточках в укрытии, как мальчики на корте, бегом поднесли состязающимся по гранате, те разом вырвали чеку, метнули и взорвались, обезобразив зеленое стрельбище.
Когда дым и пыль рассеялись, в глубоких воронках лежали окровавленные, но живые, курсант и преподаватель.
Обоих унесли в медчасть. Комиссия после небольшого разбора поставила Ивану отлично. О служебном соответствии Маккензи пока не говорили.
Был объявлен получасовой тайм-аут, во время которого Ивану и Джеральду накладывали швы. Капитан вернулся на экзамен весь в повязках и вызвал на поединок Вадима. На этот раз выбрали пистолеты ТТ и по три обоймы каждому. Вадим сразу ушел в глухую защиту, улегся в воронку, образованную взрывом, и стал потихоньку закапываться в рыхлую землю, вибрируя всем телом. Напрасно Маккензи кричал ему про мать и требовал, чтобы Вадим показал хоть какую-нибудь часть тела. Вадима не было видно, из земли торчала только каска и кисть с пистолетом, который производил ритмичные выстрелы.
Оба остались невредимы, Вадим получил удовлетворительно.
Без перерыва экзаменовался Заблудский. Он показал себя настоящим работником культуры, подошел к экзамену как эстет. Потребовал дуэльные пистолеты Лепажа. Тут, конечно, не только любовь к истории и красоте сыграла свою роль. Пистолет Лепажа однозарядный, и Леша надеялся – авось пронесет.
При таких пистолетах и правила стрельбы были дуэльные. Стрелялись с десяти шагов. Преподавателя и курсанта развели по обе стороны барьера, обозначенного ветками боярышника, и скомандовали сходиться. Маккензи выставил руку с пистолетом вперед и направился к барьеру с видом человека, у которого нет времени на пустяки. Быстро расправиться – и дальше.
Заблудский двинулся навстречу капитану бочком, приставным шагом, как артист пантомимы. Внезапно, не доходя метров двух до барьера, Заблудский вытаращил глаза и ткнул указательным пальцем в небо:
– Гляди, ебена мать!
Маккензи, конечно, задрал голову вверх и вытаращился на чудо, увиденное Алексеем. Но ничего там не увидел. Алексей улучил момент и выстрелил. Попал аккурат в пистолет противника, разнес его в щепки. Со страха, конечно. Но выглядело это эффектно. Комиссия впервые зааплодировала.