Фикция
Шрифт:
Андрей даже рассказывать утром не стал.
Это они ещё к Тритону шли, без "брикета". А вся чертовщина началась на обратном пути, примерно в той же точке пространства. И опять с Андрея.
Он заполнял путевой журнал - дело скучное, бюрократическое: копируешь стандартные наборы слов "произведена профилактическая проверка приборов" да "осуществлена отработка операции обслуживания", потом чуток их переставляешь для пущей естественности. Обезьянья работа - а попробуй не заполни, чиновник тебя вместе с этим журналом съест.
Кофе
Кружка стояла на столе. Керамическая, глазурованная, с толстыми стенками, с круглой неудобной ручкой. Андрей видел крохотные вмятинки на чёрных боках, мельчайшие пузырьки на поверхности, блик от падающего света. Совершенно обычная картина, у Андрея дома осталась точно такая же кружка, вот только... Только вот горячий кофе в открытой посуде на борту буксира, где гравитация 0,3g - это, знаете ли, совершенно невозможная вещь.
Андрей протянул руку, и пальцы прошли сквозь керамическую стенку, сквозь горячую жидкость, не ощутив даже малейшего неудобства. При этом кофе продолжал пахнуть, а пар все так же поднимался к потолку.
Вот тогда Андрей заорал.
– Кружка, значит. И кофе, значит. Хороший кофе. Я бы такого выпил.
Капитан Кир был не то, чтобы громаден - крупных не берут в космонавты, каждый килограмм же на счету - но коренаст почти до квадратности, а потому занимал едва не полкаюты. В противоположность ему приблудный суперкарго с невозможным именем Феофил вид имел самый дистрофический. Кир бурчал, Феофил молчал, Андрей оправдывался. Три форменные космические лысины блестели под круглой лампой.
– Кофе очень хотелось, я ж отчет составлял, а потом смотрю - стоит.
Кир совал толстые пальцы в галлюцинацию, сопел, тер поверхность стола. Стол ощущался нормально - гладкий пластик, мизерная крошка от галеты. Кружка не осязалась вовсе, но виделась натурально. Запах кофе кружил голову, экипаж непроизвольно сглатывал слюни.
– Полный улетай. То есть ты захотел кофе, и она появилась - так?
– Вроде так. Кажется. Или наоборот: сначала появилась, а потом уже я про кофе подумал.
– То есть это твоя галлюцинация.
– Ну как же моя, если все видят!
– Нет, но это ж ты ее сотворил?
– Ну, вроде... Наверно, я.
– Так представь, что ее нет.
– Как я могу представить, что ее нет, если для этого надо представить, что она есть!
– Ну, представь еще что-нибудь. Чтоб появилось.
Андрей зажмурился и напыжился, аж покраснел. Кружка не дрогнула.
– Не выходит?
– Не видать. Ты чего представлял?
– Колбаску... сырокопченую. Кружочками.
– Колбаски бы неплохо, да.
Андрей поскреб голый череп, формой которого гордился так, что даже между рейсами
– А может, оно само?
– Ну да, нарисовалось, - кивнул капитан и снова протянул ладонь к ненастоящей кружке. И отдернул с утробным рыком, когда прямо под пальцами образовался здоровенный тугой огурец. Судя по запаху, соленый. И тоже неосязаемый.
– Ой, это, кажется, не я, - охнул Андрей.
– Я ложку представлял. В кружке.
– Это, кажется, я, - смущенно пробормотал капитан.
– Только бутылка не получилась.
– Смотрите, - сказал Феофил. И показал длинным кривым пальцем в потолок.
Там вокруг светящейся полусферы порхала чумовая бабочка: здоровенная - с земного воробья - с хитро вырезанными синими крыльями. Даже завитки на усиках можно было разглядеть, даже ворсинки на мохнатом пузике.
– Офигеть, - сказал капитан.
– Бабочку я точно не представлял, - заявил Андрей.
А Феофил прошептал потерянно:
– Я похожую в детстве в зоопарке видел. Может, это я сотворил...
– То есть мы теперь все так умеем? Ого!
– Только мне не нравится слово галлюцинация. Пусть будет видимость, что ли.
– Фикция.
– О, отлично - фикция.
Эксперименты продолжались. Через полчаса стол оказался завален воспоминаниями о любимых блюдах, а воздух наполнен тропическими бабочками и коралловыми рыбами. Три одинаковых рыжых хомяка деловито бегали по потолку, на полу разлегся трехметровый аллигатор с очень зубастой пастью - не иначе, чей-то ночной кошмар. Должно быть, это выглядело забавно: три лысых удивлённых чувака в тесной каютке, а вокруг мельтешат рыбки с хомяками.
Полный улетай, как сказал бы Кир.
Выяснилось, что Андреевы галлюцинации более изощренные, может, потому, что он и всегда больше деталей примечал. Зато Кир отлично копировал предметы, до трех десятков дублей делал одновременно, те и выглядели одинаково, и двигались синхронно. Еще обнаружили, что одновременно галлюцинаций может быть не сколько угодно: новые появляются, а старые вроде как стираются. Что сохраняется фикция в пределах прямой видимости, а как создатель отвлекся - скажем, спать пошел или по какой другой надобности надолго отлучился - через час глядишь, все придуманное им сдохло.
А когда Андрей "нарисовал" за бортом гигантский алый цветок, заслонивший Венеру, Кир в восторге грохнул кулаком по столу:
– Все, ребята, завязываем с полетами. Доберемся до Земли, будем делать шоу-бизнес. Это ж вы только представьте, какие перспективы!
Вот тогда Феофил и выступил.
До этого момента Феофила в экипаже не воспринимали. Шут с ним, с именем - мало ли, что у родителей в голове творилось. Но во-первых, родился он на Земле - значит тёмная лошадка, раз в космос загремел: земные, они за поверхность держатся. Во-вторых, никто его сюда не звал, не просил - сто лет летали без суперкарго и ничего, обходились.