Философ
Шрифт:
– Я всего лишь…
– Пожалуйста. – Она подняла на меня взгляд. – Дай мне хоть слово сказать.
На миг мне показалось, что она вот-вот заплачет. Я это видел, и не единожды. Лицо у нее становилось зеленоватым, как будто ее того и гляди стошнит. Я подавил желание коснуться ее. Ясмина еще раз потерла глаза, и на этот раз, когда она взглянула на меня, лицо ее оказалось совершенно спокойным.
– Я помолвлена, – сообщила она.
Теперь одна из наших соседок, девушка в черных пластиковых очках, действительно пожирала нас
17
Афра Бен (1640–1689) – английская романистка и драматург, считается первой профессиональной писательницей в истории Англии.
– Прошло пять месяцев, – сказал я.
– Шесть.
– Шести еще нет. Пять с половиной.
– И что?
– А то, что это смехотворно.
– Нет.
– Да. Абсолютно смехотворно.
– Думай как хочешь.
– Кто он?
– Его зовут Пит, – сказала она, – и « он» мой жених, так что, если ты не против…
– Пит.
– Да.
– Это его настоящее имя?
– Конечно, настоящее, – сказала Ясмина. – Что за странный вопрос.
– А фамилия у Пита имеется?
Напряженное молчание. И затем:
– Сулеймани.
– А, – сказал я.
– Что – а?
– Ничего.
– Это твое «ничего». Что ты имел в виду?
– Ничего, – сказал я. – Просто так я и думал.
– Какты думал?
– Иранец, – ответил я.
– Да, иранец.
– Вот именно так я и думал.
– Прими мои поздравления. Ты угадал. Браво.
– Твой сарказм излишен.
– Он иранец. Это вас смущает, ваше высочество?
– Ну, вряд ли мое мнение может как-то повлиять…
– Нет, – сказала она, – не может, но кого это волнует? Кого волнует, что речь идет о человеке, которого я люблю? Дело же не во мне и не в нем, а только в тебе. Тебя всегда интересовал только ты сам. Ну так и скажи мне все, что ты думаешь. Выложи карты на стол. Давай, выскажись, тебе от этого только лучше станет.
– Хорошо, – сказал я. – Позволь мне догадаться: он живет в Лос-Анджелесе.
– В Нью-Йорке.
– Ладно, хорошо, в Нью-Йорке. Ему сорок пять, торгует автомобилями.
– Тридцать, – с вызовом произнесла она, – инвестиционный банкир. Ты закончил? Потому что мне все это ни к чему, и если ты не перестанешь вести себя как младенец, то я лучше уйду. Я вообще не обязана тебе что-либо рассказывать. Хотеларассказать, из вежливости, чтобы ты услышал об этом не от кого-то, а от меня. Потому и звонила. Я стараюсь вести себя правильно, но ты делаешь это очень, очень трудным.
Долгое молчание.
– Прости, – сказал я.
Она не ответила.
– Мина.
– Не называй меня так.
Снова молчание.
– Давай попробуем еще раз, – предложил я. – Скажи мне, что ты помолвлена.
Она не сразу, но сказала:
– Я помолвлена.
– Поздравляю. Я счастлив за тебя. Счастливее некуда. Собственно, я не мог бы быть счастливее, даже если бы…
– Достаточно.
А по-моему, у меня получалось совсем неплохо.
– Где вы познакомились?
– У моей сестры.
– И… когда ожидается великий день?
– Не знаю. Он пытается добиться перевода на западное побережье. Я останусь здесь на весь следующий год, буду работать клерком у судьи Полонски. Так что в течение года ничего не произойдет.
– Значит, у меня есть время, чтобы вернуть тебя.
Ясмина округлила глаза.
– Поздравляю, – сказал я. – Честно.
– Ты правда?..
– Я стараюсь.
Молчание.
– Спасибо, – сказала она.
Молчание.
– Хочу кое о чем спросить тебя, – сказал я. – Только не злись. Договорились?
– Нет.
– Что ж, ладно, и все-таки… Пит его настоящее имя?
Не знаю, чего ей хотелось сильнее – расхохотаться или ударить меня.
– Сокращенное от Педрам.
– Понятно.
Молчание.
– Спасибо, что не наорала на меня.
Шипение пара, скрежет кофемолки.
– Это не то, что ты думаешь.
– А что я думаю?
– Он хороший парень, – сказала Ясмина. – Действительно хороший. Заботливый, умный. Окончил Нью-Йоркский университет.
Говорила она как-то слишком неуверенно, и я понял: если мненеобходимо надеяться, что у меня еще сохранился какой-то шанс, то и ейравно необходимо доказать – себе, мне, – что она не предала свои идеалы, обменяв меня на модель пошикарнее. Мне отчаянно хотелось объявить ей, что это не так, но я сказал лишь:
– Ничего иного я и не ожидал.
Заснуть я в ту ночь не смоги, когда на подъездной дорожке заурчал фургончик Дакианы, встал и вышел на кухню, где Альма разворачивала свежий батон хлеба.
– Раненько поднялись, мистер Гейст.
Я слабо улыбнулся:
– Чувствую себя не лучшим образом.
– Мне очень жаль. Возможно, нам снова придется отменить наши дебаты.
Предположение это меня расстроило: получится уже второй раз за неделю. Или она пытается выставить меня? Я приказал себе успокоиться. Бритьем я нынче пренебрег и, должно быть, выгляжу нездоровым. Она просто проявляет заботу обо мне.