Философия права
Шрифт:
Собственность, сторона наличного бытия или внешность которой не есть уже больше лишь некоторая вещь, а содержит в себе момент одной (и, следовательно, также и другой) воли, – эта собственно осуществляется посредством договора как процесса, в котором воплощается и опосредствуется противоречие, заключающееся в том, что я, сущий для себя, исключающий другую волю, есмь и остаюсь собственником постольку, поскольку я в воле, тожественной с другой волей, перестаю быть собственником.
Я не только могу (§ 65) отчудить от себя некоторую собственность как внешнюю вещь, но также и вынуждаюсь понятием отчудить
Это отношение есть, следовательно, опосредствование воли, тожественной в абсолютном различении для себя сущих собственников, и означает, что каждый из них своей волей и волей другого перестает быть собственником, остается им и становится им, – оно есть опосредствование воли в отказе от некоторой, а именно единичной собственности и, следовательно, опосредствование воли в принятии собственности другого, и как раз в той тожественной связи, что одна воля приходит к решению лишь постольку, поскольку имеются другие воли{98}.
Так как обе договаривающиеся стороны относятся друг к другу как непосредственные самостоятельные лица, то договор исходит α) от произвола; β) тожественная воля, вступающая в наличное бытие посредством договора, есть лишь ими положенная, следовательно, лишь общая, а не в себе и для себя всеобщая воля; γ) предметом договора является некоторая единичная внешняя вещь, ибо только она подчинена их голому произволу отчудить ее (§ 65 и сл.).
Примечание. Нельзя поэтому подводить брак под понятие договора; такое подведение дается в его – мы должны прямо сказать – позорности – у Канта («Metaphys. Anfangsgr. der Rechtslehre», стр. 106 и сл.). – Так же мало состоит природа государства в договорном отношении, причем все равно, берется ли государство как договор всех со всеми или как договор этих всех с государством и правительством. – Примешивание этого договорного отношения, также как и отношений частной собственности вообще, к государственному отношению привело к величайшей путанице в государственном праве и к величайшим смутам в действительной жизни. Подобно тому как в предшествовавшие эпохи государственные права и обязанности рассматривались и утверждались как непосредственная частная собственность особых индивидуумов, противостоящая правам государя и государства, так и в новейшее время права государя и государства рассматривались как предметы договора и как основанные на последнем, как то, что представляет собою лишь общее в воле и возникло из произвола людей, объединенных в государство. – Как ни различны, с одной стороны, эти две точки зрения, они все же имеют то общее между собою, что они переносят определения частной собственности в такую сферу, которая носит совершенно другой, более высокий характер. Смотри ниже: нравственность и государство.
Прибавление. В новейшее время стали очень охотно рассматривать государство как договор всех со всеми. Говорят: все заключили договор с государем, а он, в свою очередь, заключил договор с подданными. Это воззрение получилось оттого, что поверхностно имеют в виду лишь одно единство различных воль. Но в договоре имеются на самом деле две тожественные воли, которые обе суть лица и желают остаться собственниками. Договор, таким образом, исходит из произвола лица, и эта исходная точка обща с договором также и браку. Совсем не то оказывается, как только переходим к государству, ибо не от произвола индивидуумов зависит отделиться от государства, так как индиви{99}дуум есть его гражданин уже с природной стороны. Разумное предназначение человека – жить в государстве, а если еще нет государства, то есть требование разума, чтобы оно было основано. Государство, именно, должно давать разрешение вступить в него или покинуть его; это, значит, не зависит от произвола отдельных людей, и государство, следовательно, зиждется не на договоре, который предполагает произвол. Ошибаются те, которые говорят, что основание государства за висит от произвола всех; на самом деле каждому абсолютно необходимо существовать в государстве. Большой шаг вперед, сделанный государством в новое время, состоит в том, что оно является целью само по себе, и что теперь не может каждый действовать по отношению к нему, как в средние века, руководясь своими частными претензиями.
Договор формален, поскольку те два согласия, благодаря которым получается общая воля, – отрицательный момент отчуждения вещи и положительный момент ее принятия, – разделены между двумя контрагентами: дарственный договор. Реальным же он может быть назван, поскольку каждая из обеих контрагирующих воль есть целостность этих различных моментов и, следовательно, одновременно столь же перестает в нем быть собственником, сколь вместе с тем становится и остается им: меновой договор.
Прибавление. Для договора требуется два согласия на две вещи, а именно, я хочу приобрести собственность и отказаться от собственности. Реальным является тот договор, в котором каждый делает все – отказывается от собственности, приобретает ее и в самом отказе остается собственником; формальным является тот договор, в котором лишь один приобретает собственность или отказывается от нее.
Так как в реальном договоре каждый сохраняет ту же собственность, с которой он вступил в него и от которой он одновременно и отказывается, то эта собственность, остающаяся тожественной, отлична, в качестве собственности в себе сущей в договоре, от всех внешних вещей, которые в процессе обмена меняют своих собственников. Первая есть ценность, в которой предметы договора, при всем внешнем качественном различии вещей, равны друг другу; она есть всеобщее этих вещей (§ 63).
Примечание. Определение, согласно которому laesio enormis (огромный ущерб) аннулирует взятые на себя в договоре обязательства, имеет, {100}следовательно, свой источник в понятии договора и, ближе, в том моменте, что лицо, контрагирующее посредством отчуждения своей собственности, остается собственником и, говоря более точно, собственником количественно той же собственности. Ущерб же был бы не только огромен (таковым он считается, если он превосходит половину ценности), но и бесконечен, если бы вступили в договор об отчуждении неотчуждаемого блага или даже вообще стипулировали бы такое отчуждение (§ 66). – Стипуляцию отличают ближайшим образом от договора так, что под нею подразумевается какая-нибудь отдельная часть или какой-нибудь отдельный момент договора, а затем также и так, что она представляет собою формальное установление договора; об этом втором значении скажем после. С первой стороны она заключает в себе лишь формальное определение договора, согласие одного что-то предоставить и согласие другого принять предоставляемое; ее поэтому причисляли к так называемым односторонним договорам. Это деление договоров на односторонние и двусторонние, так же как и другие деления договоров в римском праве, суть частью поверхностные сопоставления, исходящие из отдельного и чисто внешнего соображения, как например, из способа и характера их формальности, частью же они смешивают определения, касающиеся самой природы договора, с определениями, относящимися лишь к судопроизводству (actiones) и к внешним действиям согласно положительному закону, часто имеющим своим источником совершенно внешние обстоятельства и противным понятию права.
Различие между собственностью и владением, субстанциальной и внешней стороной (§ 45) превращается в договоре в различие между общей волей как соглашением и осуществлением последнего посредством выполнения. Заключенное соглашение в отличие от выполнения есть само по себе нечто представляемое, которому поэтому, согласно своеобразному способу наличного бытия представлений в знаках («Encyclop. der philosoph. Wissenschaften», § 458 и сл.) следует дать особое наличное бытие в выражении стипуляции посредством формальных жестов и других символических действий и, в особенности, посредством речи, этого элемента, наиболее достойного духовного представления.