Философия русской культуры. Метафизическая перспектива человека и истории
Шрифт:
Упомянутое Ильиным «созерцающее прислушивание» свойственно религиозному типу восприятия мира как целостности Абсолюта в непосредственном опыте его обнаружения. Индивидуальной особенностью творческого опыта Метнера является то, что оно направлено не только в глубины своего духовного мира, но и во вне – к музыкальной традиции как длительной исторической системе опосредствований языка и художественного мышления. Хотя композитор и старался не допускать в свою душу разрушительных «диссонансов» времени, но его музыка удивительным образом передает общую культурную атмосферу, в которой переплетаются и жесткие интонации совсем не идиллической эпохи, и эстетические изыски русской постклассической культуры в смешении модернизма, символизма, позднего романтизма и реализма. Показательно и то, что выросший в культурной атмосфере России композитор, живший ее духом и традициями, не смог вписаться в иную культурную среду, оказавшись в эмиграции. Композитор, который говорил и думал на русском языке, в эмигрантскую пору скитаний признаваясь, что даже чужая речь для него болезненна и невыносима, неоднократно повторял, что его Родина – Россия. Свой русско-европейский
192
См.: Метнер Н. К. Муза и мода: Защита основ музыкального искусства. Paris: YMCA-Press, 1935.
Особая эстетическая позиция Метнера заключается в опоре на классико-романтическое наследие, в избегании неоправданных эффектных художественных средств, по мнению композитора, разрушающих музыкальный смысл. В этом можно видеть характерную для переходного постклассического периода русской культуры черту художественного мышления. Как отмечает российский философ культуры А. Л. Доброхотов, постклассика в своем самосознании «выступает обычно как период рационального использования достижений эпохи и смягчения культурных конфликтов, хотя на деле мы видим, что для этой стадии характерно расслоение элементов, интегрированных классикой» [193] .
193
Доброхотов А. Л. Телеология культуры. М.: Прогресс-Традиция, 2016. С. 114.
Авторизация классического комплекса музыкального языка и стилистики с последующим изменением средств художественной выразительности и драматургической логики музыкального произведения связано у Метнера с созданием оригинального жанра сказки, где непосредственная целостность восприятия национальной и европейской традиции с ее мифопоэтическими архетипами опосредствована в образно-композиционной структуре фортепианной миниатюры.
Разрыв с живым опытом национальной культуры как единственно возможным временем и пространством личностного существования во многом объясняют угасание творческой активности в период эмиграции. Все сильнее чувствуя отрыв от почвы родной культуры, он утрачивает цель и смысл композиторского творчества, трагически переживая одиночество. Прежде органически усвоенная европейская традиция как ее «русская версия» оказалась в экзистенциально-творческом опыте композитора не возвращением к своему-иному, а встречей с другим, диалог с которым оказался невозможным, и, соответственно, композитором были утрачены как трансцендирующая цель творческого поиска, так и культурный смысл самого творчества.
Возвращение к церковной традиции: новый тип музыкального профессионализма. На этом пути обращения к своей традиции, вплетенной в сложный исторический синтез различных типов профессионализма, на этапе поздней классики с ее амбивалентным тяготением к постклассике и неклассике, отчетливо прослеживается вектор возвращения к истоку. Таким истоком видится церковная музыка. С именем Александра Дмитриевича Кастальского (1856–1926) в истории музыки связан период возрождения хоровой культуры, ориентированный на образцы богослужебного бытования музыкального искусства. Вместе с А. А. Архангельским, А. Т. Гречаниновым, П. Г. Чесноковым Кастальский стоял во главе нового направления русской музыки, обратившего свой взор к национальным истокам. Красота и мощь духовной традиции, воспринимавшаяся современниками как целостный образ национальной истории, вдохновила композиторов на создание произведений, органично соединяющих пласты церковного искусства и профессиональной музыкальной культуры. «Русское голосоведение» (Н. А. Римский-Корсаков) – это ключ к мастерству и стилю хорового письма А. Д. Кастальского. Не случайно автор «Снегурочки» и «Сказания о невидимом граде Китеже», взыскательный и строгий критик Римский-Корсаков, говорил о том, что русская музыка живет, пока жив Кастальский.
Ренессанс церковно-певческого искусства был подготовлен многими общекультурными причинами. Это и научный интерес к образцам древнего певческого стиля, и философский поиск культурной идентичности России, и яркий взлет русской композиторской школы. Путь культурного синтеза профессиональных традиций Кастальский увидел в возможности грамотной, исторически точной работы с древними церковными напевами, привнося в них новые методы развития материала. Но и вне церковной музыки он искал новые средства музыкальной выразительности, поэтому логичным оказался переход в послереволюционное время к работе с народно-песенным наследием. И в духовных, и в светских произведениях Кастальского – одни истоки: богатейший музыкально-певческий опыт русской культуры – древней и современной, профессиональной и народной, церковной и фольклорной.
Очень точные оценки творчества и особенностей стиля композитора принадлежат академику Б. В. Асафьеву: «В своих обработках культовых мелодий Кастальский, сперва инстинктивно, а потом глубоко осознав сущность народного песенного и культового “роспевного” искусства, стремился к тому, чтобы полифоническая ткань образовывалась из мелодического (горизонтального) поступательного и дыханием обусловленного движения. Живое звучание, а не механическая подстановка средних голосов в пространство между верхним и нижним голосом организует его музыку. (…) Народился напевно-полифонический стиль, в котором богатейшее мелодическое наследие прошлого дало новые пышные всходы» [194] .
194
Цит. по: Зверева С. Г. А. Д. Кастальский // История русской музыки: В 10 т. М.: Музыка, 1997. Т. 10А. С. 275.
Кастальский, испытавший большое влияние на характер и направление своего творчества С. В. Смоленского, стоявшего у истоков научной археологии древнерусского певческого искусства, воспринял от него и главную идею о самобытности русского церковного пения, обусловленной историческим единством и взаимопроникновением интонаций народной песни и церковных напевов. Смоленский исследовал так называемую Соловецкую библиотеку, находящуюся при Казанской духовной академии и в 1887 году опубликовал подробное описание старинных певческих рукописей этой библиотеки. В 1888 году Смоленский издал азбуку знаменного пения Александра Мезенца, изложив при этом крюковую систему и перевод крюков на линейные ноты. Это издание открыло для профессионалов и любителей музыки церковно-певческое наследие, начиная с XII века. Смоленский отличил талант Кастальского и в 1891 году назначил его на место помощника регента Синодального хора. Кроме того, по инициативе Смоленского композитор был привлечен вместе с ученым А. В. Преображенским к работе над древнерусскими певческими рукописями, которые собирались и привозились для разбора со всей России. Здесь Кастальский получил серьезнейшие навыки чтения крюковых книг, что дало ему возможность брать темы и идеи для своих сочинений из источников.
В 1896 году появляется первый композиторский опыт Кастальского гармонизации церковных одноголосных распевов. За ними последовали и оригинальные сочинения. Успех нового стиля был настолько очевидным, что в музыкальных кругах заговорили о «направлении Кастальского». В своих переложениях древних напевов композитор сохранял сам склад церковного пения, с характерными для него, постоянно встречающимися мелодическими оборотами. Он оставляет их в неприкосновенном виде, но облекает тонкой контрапунктической тканью, основанной на разработке подголосков и попевок. Отсюда впечатление единства старого и нового: Кастальский одновременно кажется то реставратором древнерусского хорового стиля, то композитором-новатором, который усложняет свои произведения современной техникой, коренящейся все в том же народно-русском стиле.
В своей регентской и композиторской практике Кастальский заботился о том, чтобы церковные песнопения соответствовали не только понятию, но и самому духу церковности. Чтобы подчеркнуть значение текста, он мастерски применял искусство хоровой декламации, соотнося текст с характером музыки. В своей работе «О моей музыкальной карьере и мои мысли о церковной музыке» он писал: «…Было бы весьма желательно, чтобы творцы церковной музыки почаще представляли себе те настроения, которые они должны вызывать своей музыкой в душе лиц, совершающих богослужения» [195] . И здесь же предупреждает: «Строгий стиль музыки поможет делу мало – нужно строгое отношение композитора к себе и к своей задаче; между тем к писанию церковной музыки приступают также легко, как к сочинению разных пустяков для фортепиано или романсов…» [196] . В свои произведения композитор вносил многочисленные корректировки, выявляя точность звучания непосредственно при исполнении на клиросе и на концертных выступлениях. Неоднократно он возвращался и уже к написанным работам, совершенствуя их или приспосабливая к иным целям, например, для хоров более низкого профессионального уровня.
195
Цит. по: Гуляницкая Н. Заметки о стилистике современных духовно-музыкальных композиций // Музыкальная академия. 1993, № 4. С. 10.
196
Там же. С. 10.
Кастальский сознательно стремился сохранить в профессиональном музыкальном творчестве непосредственность религиозного переживания. Эти требования он адресует к композитору, пишущему для церкви: «Помимо широкого изучения народной песни и музыки, тесно связанных с обиходными напевами, церковный художник должен быть хорошо осведомлен в русском народном искусстве вообще, чувствовать связь между различными его отраслями, угадывать цельность всего храмового искусства; должен знать подробности и архитектурного национального стиля (церковного в частности) с его символикой, разбираться в школах и эпохах русской иконописи, ее идеях и воплощениях, отличать свое от наносного извне и во фресках, и орнаменте, и одеяниях, и утвари. Впитать в себя образцы словесного народного творчества, знать народный быт, обряды и прочее, словом, проникнуться идеями народности в широком объеме. В своей специальной области, помимо знания напевов, порядка церковных служб, устава, ритуала, поэтического содержания богослужебных текстов, ему придется разбираться в вопросах церковно-художественных, различать церковно-музыкальные настроения, знать или, вернее, чувствовать, что соответствует храмовому искусству и что не подходит, словом, усвоить церковный стиль. Думается, что такой специальной подготовкой можно воспитать русских художников для нашей церковно-музыкальной нивы. Обще-консерваторское образование при этом не только не будет помехой, но, напротив, поможет им ярче оттенить музыкально-национальные особенности церковного стиля и вообще русского народного склада» [197] .
197
Кастальский А. Д. Простое искусство и его непростые задачи // Русская духовная музыка в документах и материалах. Т. V: Александр Кастальский. Статьи, материалы, воспоминания, переписка. М.: Языки славянской культуры, 2006. С. 123.
Конец ознакомительного фрагмента.