Философский камень

Афинский Владислав

— Многозадачность, мне нужно найти к каждому свой подход, чтобы…

— Нет, Саш, не в этом дело.

— А в чём?

Я задал вопрос, но уже через пять секунд размышлений меня осенило. Все эти люди, они же простые смертные, как и мои враги. На них хорошо воздействует моя ментальная магия.

— Атакуя одного врага ментальным штопором, ты выводишь из строя одного бойца. Вселяя уверенность и смелость в душу одного союзника, ты, вероятно, таким образом позволишь победить ему и далеко не одного врага. За счёт этого, а не огромной личной силы, я выиграл каждое своё сражение. Если ты сможешь

освоить это мастерство, то станешь непобедимым.

Глава 9

— Атака захлёбывается, Саш, — произнёс мастер, окинувший своей волей поле боя. — Наши солдаты умирают. Соберись.

Я же находился в полной концентрации, в тылу, куда не долетали залпы артиллерии. Плюс ещё укреплённый портативным генератором барьеров блиндаж. Также я окружён резервами, элитными частями и даже телохранителями императорской семьи.

Да, мастер запретил даже телохранителям вступать в бой. Как и мне не позволялось помочь солдатом, ринувшись в бой. Это ужасно угнетало, я даже пару раз чуть не сорвался, однако мне просто не дали сбежать. Сам мастер пусть и выглядит старым, но он чудовищно силён. Телохранители также мыслили на перспективу и полностью содействовали моему наставнику, хотя вроде как должны были слушаться именно меня по указанию Ольги Николаевны.

Поэтому единственным способом помочь солдатом являлось освоение техники. Кровь и смерти должны стать моим мотиватором. Ужасно цинично, невероятно жестоко и как по мне не справедливо. Жаль, что моего мнения никто не спросил.

— ЗАЛП!!! — кричали артиллеристы, после чего мир погружался в грохот орудий.

Работали миномёты, прибыл конвой с кадетами, которые уже разгружали новые снаряды. В это же время ещё дальше артиллеристских батарей в агониях кричали раненые бойцы. Громче всех вопил паренёк, которому отрезали голень, дабы спасти хоть часть ноги.

Я смотрел через призму эмоций и чувств, но они были такие разные. Страхи у всех почти одни, но каждый с ним борется по-своему. Кто-то вопреки здравому смыслу становится первым, как это делал сейчас ротный, крича: «За мной!». Другие оглядывались по сторонам и видели товарищей.

Сам погибай, а товарища выручай! Так завещал величайший генералиссимус. И каждый солдат, идя в бой не мог точно знать, кто именно попадёт в беду и кому оторвёт ногу, но было известно наверняка, что товарищ сделает всё и поставит на кон жизнь, чтобы тебя вытащить. И это чувство рождало в сердцах солдат уверенность, им было легче идти в атаку с таким пониманием.

Кто-то просто доставал перед атакой крестик. Многие мужики ещё продолжали верить в Бога и то, что он с ними в этот трудный час. Кто-то сочтёт это глупостью, но если эта вера даёт сил, то разве есть в ней что-то плохое? Да и мужик этот всю жизнь уже прожил, меняться уже поздно. Это его дети будут распространять атеизм и превосходство научного прогресса, в чём тоже нет ничего плохого.

И что я должен был им дать? Одним здесь ради защиты семей, другие ради себя, третьих погнали палкой, четвёртые вообще умирают в данный момент и помочь им… вероятно уже невозможно. Артиллеристы боятся, что их орудие рванёт, водители боятся налёта авиации… всем им нужны образы, реальные и настоящие, чтобы заставить их поверить в победу и собственную силу.

Я мог помочь каждому по отдельности, но прямо сейчас в атаку шли целых три дивизии! Три! Десятки тысяч людей, как я могу помочь им всем одновременно? Я говорю про великого Царя, и меня слышит едва ли половина. Про Веру и тут же у всех ассоциация с Богом, что вызывает порой сугубо обратные эмоции. Отечество… да многие плевать хотели на отечество, они здесь не ради Родины, а ради своих семей и ради мести врагу.

— Немцы идут в контрнаступление, — вдруг объявил связист.

Стальные вереницы рейха двигались на других участках, они собирались сделать котёл, пока три наших дивизии пытаются штурмовать позиции врага. Возьмут нас в клещи, создадут окружение и раздавят паровыми танками, которые уже сотнями поставлялись на фронт. Экономическая машина рейха достигла своего пика.

— Ты концентрируешься на одной роте, а должен покрыть всех! — рявкнул мастер, после чего из нашего штаба удалился один из генералов, дабы вступить в бой лично. — Мы так проиграем!

У меня же не было сил даже ответить. Я не понимал, как можно одновременно покрыть всех и сразу. Я выбираю одну роту, кладу на неё свою волю, но даже там собрались слишком разношёрстные личности. А эти штрафные батальоны Баторе? Да там вообще иной подход нужен! Но если работать точечно, то покрыть всех не получается. Сил не хватает. Если работать по площади, то накрываешь лишних. Я всё никак не мог нащупать баланса. Кажется… я и вовсе делал только хуже.

— Каждый жаждет победить! Не показывай им, что они могут проиграть! — повторял мастер, указывая на мои ошибки. — Покажи им победу! Положительную эмоцию! Дай её почувствовать, не нужно использовать те же принципы, что заложены в основу атакующих техник!

И моё ментальное покрытие дрогнуло, что стало роковой ошибкой. Эмоции вышли из-под моего контроля, стали самодостаточными, а пути разумов солдат — скрылись. Хаос мог воцариться в любую момент из-за резкой потери контроля.

Пришлось вмешиваться мастеру, который начал поддерживать моё заклинание, стабилизируя ментальный контур над полем боя.

— Хватит, — спустя паузу произнёс я, понимая, что уже не вывожу.

Слишком много голосов, слишком много они требуют, слишком много нужно дать. Я никогда прежде этим не занимался в таких масштабах. Более того, большую часть времени я, наоборот, забирал у врагов надежду, веру, храбрость… отдавать же… нет, так и сойти с ума можно, если каждого воспринять. Я не Бог.

— Трудности закаляют, — жёстко произнёс мастер, начиная давить волей уже на меня. — Легко не будет, придётся много раз надорваться, чтобы отодвинуть привычных предел возможного. Соберись и попробуй ещё раз.

— Я сказал, хватит! — зло выкрикнул я и обрубил ментальные щупальца мастера.

Да, он хотел помочь, может быть воодушевить, но меня от одной этой мысли вдруг передёрнуло. Как-то лицемерно, ведь я по факту сам вторгаюсь в чужие разумы. Однако, как только то же самое со мной захотел провернуть мастер, то я чуть не взорвался. Может это из-за гордости? Или у меня кукуха едет от этих тренировок? Чёрт его знает.

— Тренировка не закончена, — нахмурился мастер и прищурившись посмотрел на меня.