Финальный отсчет
Шрифт:
Они позабыли обо мне, даже не пытаясь искать. Как такое возможно? В душе я надеялась, что смогу вернуться, что родители примут меня, сумеют притвориться, что ничего не случилось. Мой взгляд скользнул по грязной ночной сорочке, раскрашенной красными разводами. И на что я только надеялась? На прощение? Они не были на это способны. Убийство, что могло оказаться страшнее этого греха?
Я больше не принадлежала хлипким стенам, словно стала слишком грязной для них. Их спокойное дыхание нервировало, хотелось закричать, чтобы вернуть их к жизни, ко мне. Они могли спокойно спать, зная, что со мной происходит? Жалкие существа. Бочонки с кровью.
От этой мысли я отшатнулась назад, врезавшись спиной в
— Мила, — звонкий голос совсем обездвижил меня. Я не знала, как поступить, словно потерявшись в пространстве. Мальчик помнил меня, и в его взгляде не скользило отвращение или страх. Он до сих пор видел во мне свою семью.
Я подошла ближе к его кровати, проводя бледной рукой по пухлой щечке. Воздух вокруг завибрировал. Запах детской присыпки не мог обмануть меня, в нос ударил тонкий аромат крови. Я с ужасом наблюдала, как размеренно бьется на его шеи жилка. Клыки удлинились, заставив меня сглотнуть. Голод, он и не думал отступать, лишь на миг вернув мне рассудок, а теперь с новой силой заявил о себе. Но теперь передо мной был мой брат, малыш, за которым я ухаживала с самого рождения.
— Глаза, — улыбка исчезла с его лица, а губы скривились, словно он собирался расплакаться.
Я резко отвернулась, отступая в тень. Все изменилось. Что осталось от Милы? Ничего, даже ее взгляд стал чужим. Антоша настороженно наблюдал за мной, вцепившись ручками в одеяло. Я была опасна.
— Папа, — малыш захныкал, отползая к спинке кровати. — Пап.
Я зарычала на него, показывая клыки, отчего ребенок разрыдался в голос, так громко, словно заработала пожарная сигнализация. Раздались тяжелые шаги, и мне пришлось отступить за дверь. В комнате вспыхнул свет, и я зажмурилась, чувствуя, как он опалил сетчатку. Вошедший не заметил меня, сразу бросившись к ребенку, и только спустя пару мучительно долгих секунд обернулся, застыв восковой фигурой.
— Мила, — в его голосе слышалось узнавание. — Не подходи.
Напустив волосы на лицо, я все-таки сумела взглянуть на него. Ужас, первобытный страх сковал отца, словно он смотрел в адскую бездну. Его рука потянулась к тумбочке, схватив детский ночник.
— Папа, — прошептала я, делая шаг ему на встречу, но он тут же замахнулся, целясь мне в голову. Из моего горла донеслось рычание, зверь воспринял его как угрозу. Мой родной отец пытался ударить меня! — Папа, это я.
— Нет, ты демон. Оставь в покое мою семью. Изыди! — Ночник полетел в мою сторону, но мне удалось увернуться.
Я зашипела и кинулась на него, хватая за горло и отбрасывая в противоположную сторону. Он ударился о стену, задев детский столик, с шумом упав на пол. Из его виска медленной струйкой заскользила кровь.
Позади стояла мама, мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать о ее присутствии. Сердце женщины ускорилось, отбивая безумный ритм. Она видела все. Все до последнего. Я обернулась, и мой взгляд заставил ее дернуться в сторону, спотыкаясь, отступить в гостиную.
— Мама, — мой голос звенел, словно и вовсе не принадлежал мне.
— Не подходи. — Её глаза расширились в ужасе, а нижняя губа подрагивала от страха. — Не подходи. — Оставь мою семью. Прошу, не трогай малыша. Только не его.
— Мама.
— Не говори как наша дочь, демон! — Отец поднялся на ноги, вновь кинувшись на меня, но я просто толкнула его, отчего он вновь приземлился на столик, в этот раз разломав его. Мужчина затих.
Я прошла вперед, наблюдая, как мама упала на пол, на корточках отползая за кресло. Это конец. Они отреклись от меня. У меня больше не было дома. Они предали меня, оставив совершенно одну. Зверь в душе ликовал, нервно
01.34
Прошли сутки, как я сидела в какой-то каморке, расположенной под самой крышей одного из жилых домов. Единственное крошечное круглое окошко еще давно забили фанерой, и я не боялась солнечных лучей.
Дневник на моих коленях был уже исписан практически до самого конца. Финальный отчет. Я хотела разобраться, что произошло, как мой мир скатился до этого, в итоге вспоминая каждую минуту, выкладывая из кирпичей узкую дорогу из настоящего в прошлое.
До рассвета оставалось всего несколько часов, и я торопилась, стараясь дописать последние строчки. Пытаясь найти во всем хоть какой-то смысл, но размышлять становилось все сложнее — голод с каждой минутой становился сильнее, отнимая контроль надо мной. Я знала к чему все идет — к убийствам. Зверь бушевал внутри, царапаясь, рыча, терзая мою душу, ему не хотелось прятаться, тем более, когда этажом ниже кипела жизнь.
Мое тело менялось, медленно, практически незаметно. Я знала, что сердце постепенно замедляет свой ритм, отсчитывая последние удары, прежде чем стать бесполезным куском плоти. Мне больше не нужен был сон, я не чувствовала усталости, не откладывая шариковую ручку уже сутки. Казалось, легкие тоже работали только по привычке, но я не решалась прекратить дышать, боясь признать, что превращаюсь в мертвеца. Сверхчувствительный слух и обоняние сводили с ума, заставляя ненавидеть городскую суету. Мне хотелось прекратить все разом, уничтожить всех до единого. Я не знала, откуда взялась эта ярость, но теперь она стала моею неотъемлемой частью, сопровождая каждую мысль. От меня оставалось все меньше. Казалось, как только воспоминания попадали в дневник, тот тут же стирались из моей головы, заменяясь ужасными дикими образами.
Я сопротивлялась из последних сил, стараясь отыскать себя в этом безумии. Глупую девочку, решившую сходить с подругами в клуб. Я не винила своего незнакомца, а в чем-то понимала его. Точно такой же зверь безумствовал и в его теле, мы были их рабами, марионетками на ниточках. Я чувствовала прошлой ночью. Он долго стоял в тени густых деревьев, наблюдая за чердаком. Ожидая меня. Я не спустилась, не знаю почему. Пару раз возвращалось сожаление, что ему так и не удалось завершить задуманное и просто убить меня той ночью. В смерти была своя гуманность.
Больнее всего было писать о родителях. Желание вернуться к ним так и не покинуло меня, крепнув с каждой минутой одиночества, но контроля хватало, чтобы терпеть, вцепившись в ручку и старательно выводя ровные строчки. Странно было жаться в комок, скрываясь от дневного света и шума, когда снаружи все еще продолжалась прежняя жизнь. Ничего не изменилось, кроме меня самой. Даже родители делали вид, что ничего не произошло, что уж говорить об окружающих.
Так, наверное, выглядит смерть. Я была мертва для мира, а он и не думал оплакивать меня, приписав в ряды чудовищ. Моя жизнь не была идеальна, но разве кто-то заслуживает подобного? Никто не позволил мне выбирать. Ни тот незнакомец, ни родители, ни мой зверь. Путь, составленный ошибками, пропитанный страхом и сомнениями, ведущий в никуда. Именно так я и плыла по течению все прошедшее время. Впереди был водопад. Бездна.