Финикийский корабль
Шрифт:
Бен-Кадех и четверо узников были на корабле. Они объясняли прикованным гребцам, что все будут свободны, если помогут провести корабль через бурные рифы. Гребцы обнимали Бен-Кадеха и целовали его одежду. Здесь я увидел Софэра. Он сидел на носу корабля и смотрел вдаль.
— Что с тобой, Софэр-бобо?
— Я плачу над тем, что стар, бессилен и не могу помочь этим людям.
Или сейчас мы все снова получим свободу, или погибнем навсегда.
Бен-Кадех не терял ни минуты. Вместе с узниками он оттолкнул корабль, и все взялись за весла. Самый опытный узник стоял на площадке и давал знаки, куда направлять судно. Веслами и баграми все продвигали
Я смотрел на удалявшийся от нас скалистый остров. На его вершине, около сломанного кедра, показался человек. Он глядел в нашу сторону. Кто провожал нас взглядом — Лала-Зор или один из пиратов, — узнать было нельзя. Видно было только, как ветер трепал его одежду.
Корабль наконец вышел из бурунов. На мачте поднялся парус, и мы понеслись в открытое море. Скалистый остров Лала-Зора скоро потерялся в тумане.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КАРФАГЕН
1. НАС БЫЛО ТРИНАДЦАТЬ
Буря несла наш корабль в неведомую даль. Низкие серые тучи заволокли небо. Иногда косой дождь поливал нас тяжелыми каплями. Бен-Кадех и два рулевых не сходили с мостика и, накинув концы плащей на голову, продолжали вести корабль.
Куда мы летели? Каждый строил свои догадки: одни — что к берегам Египта, другие — что обратно, к сидонским портам. А корабль, поскрипывая, то взлетал на гребни валов, то нырял в прозрачную бездну; всплески волн перелетали через него. Как на качелях, когда падаешь сверху вниз, замирало сердце, и казалось, вот-вот доски вылетят из-под ног и ты погибнешь в пучине.
Нас было тринадцать человек. Бен-Кадех правил кораблем, ему помогали четыре бежавших узника — когда-то они были моряками. Все четверо были очень худы; из-под нависших волос горели неугасимым пламенем глаза.
Желание жить и бороться за свою свободу заменяло им силу. Только когда Бен-Кадех позволял им оставить канат или весло, они падали и сразу засыпали.
Из шести прикованных рабов один, грек, был мне знаком: когда-то я угостил его лепешками. Был еще египтянин с остроносым, как у птицы, лицом и высоко поднятыми прямыми плечами. Он никогда не смеялся и ходил невозмутимый, на длинных ногах, как журавль. Были два скифа с широкими светлыми бородами. Они были много сильнее других гребцов. На руках и плечах у них вздувались шары, когда они ворочали тяжелыми веслами. Были также двое чернокожих по имени Муха и Хадо, с сильными цепкими руками и прямыми, как палки, тонкими ногами. На голове у них волосы вились, как у барана. Оба часто ссорились между собой и так кричали, ворочая белками глаз, что казалось, они сейчас убьют друг друга. Потом они мирились, смеялись и вместе распевали песни.
Шесть гребцов, как только мы отошли от острова, были сейчас же раскованы, и бронзовый топор, захваченный мною у Лала-Зора, помог сбить цепи и кольца с ног. Грести не нужно было — красный парус, наполненный ветром, неудержимо увлекал корабль вперед.
К утру следующего дня буря стала усиливаться. Бен-Кадех приказал опустить и свернуть парус и повернуть корабль носом против ветра. Все просмоленные канаты, протянутые к мачте, свистели и выли, рулевые сменялись, утомленные борьбой с ураганом, но Бен-Кадех, с похудевшим лицом и красными, воспаленными глазами, все не хотел оставить своего места.
Мы все страдали от непрерывной качки и
Кто-то нашел только мешок с сушеным виноградом. Это была наша единственная пища, и мы получали виноград поровну — по две горсти.
Труднее всего было плыть ночью в полной темноте, когда слышны только свист ветра, грохот бури и удары волн о борта корабля; каждое мгновение казалось, что мы сейчас погибнем.
На второй день я заметил странное явление. От качки по дну корабля перекатывалась вода и несла разный мусор. Среди мусора были финиковые косточки. Откуда они могли явиться? Я вычерпывал воду вместе с мусором, но косточки снова появлялись. Значит, у кого-то есть мешок фиников, и он тайком ест их, не делясь с другими. Нет ли среди тюков мешка с финиками?
Может быть, их грызут крысы? Я полез под палубу на корме. Там было очень тесно, но я кое-как пролез вперед и приблизился к самому концу.
Сквозь щель в палубе падал слабый свет, и я различил лежащего боком человека. Что-то знакомое показалось мне в его горбоносом лице и длинных тощих ногах.
Я скорее отполз обратно и пришел к Бен-Кадеху:
— На корабле оказался еще один человек.
— Опять в кожаном мешке?
— Нет, он лежит под палубой и ест финики. У него большой запас, и потому он не вылезает, чтобы не делиться с нами. Это тот самый Меремот, который был слугой у Лала-Зора.
Бен-Кадех поручил двум чернокожим привести Меремота. Но вытащить его было нелегко — он упирался и кусался. Тогда Муха и Хадо схватили его за ноги и приволокли на палубу к кормчему. Здесь Меремот бросился лицом вниз:
— Я буду гребцом всю жизнь до самой смерти, только не убивай меня!
— Ты зачем спрятался?
— Когда корабль поплыл, я вскарабкался на него и спрятался, чтобы не остаться на острове — делить злую судьбу с пиратами. Я мирный купец, не пират.
— Пой песни, нас не проведешь! Ты, как крыса, прогрыз мешки. За это ты умрешь с голоду! Привяжите его к мачте!
Меремот, поняв, что его не убьют, сразу успокоился. Его руки были прикручены к мачте. Он перестал выть и только злобно, исподлобья смотрел на всех.
На третий день утром обнаружилась течь: вероятно, где-нибудь расшатались доски. Вода постепенно прибывала. Всем пришлось непрерывно вычерпывать воду и забивать щели паклей. Но буря стала стихать, парус снова поднялся, и мы опять помчались вперед.
В воздухе потеплело. Холодные порывы ветра прекратились, и начало парить. От тюков и досок подымался, как дымок, легкий пар. Вдруг среди туч показалось ослепительное солнце, и все закричали:
— Земля!
Вдали, среди бурного моря, протянулась низкая желтая полоска земли, и на ней подымались стройные пальмы с пушистыми верхушками. Оба скифа стали бить себя в грудь кулаками, завыли и заплакали, как дети.
— Что с вами? Ведь спасение близко? — спросил их Софэр, понимавший скифский язык.
— Почему здесь пальмы? Почему не сосны и ели, покрытые снегом? Мы думали, что плывем на нашу родину, в Эвксинский Понт [37] , а теперь видим эти длинные метелки и знаем, что мы опять очень далеко от родной земли.
37
Эвксинский Понт — древнегреческое название Черного моря.