Финт хвостом (сборник)
Шрифт:
После ужина Наоми забралась на крышу по водосточной трубе с фонариком, зажатым в зубах, который все время норовил выскочить, из-за чего ей казалось, что ее сейчас вырвет. Она ухватилась за край крыши, стараясь не порезать пальцы об острый выступ трубы, и вставила левую ногу в промежуток между трубой и стеной. Направив фонарик в дыру, она увидела пару свирепых, сверкающих красным глаз и какое-то шевеление. И больше ничего. Глаза, горящие в темноте, немного ее напугали, и она попробовала высвободить ногу, чтобы спуститься вниз; но нога застряла. Мама-кошка высунулась из дыры, так что теперь ее морда была
Мама выскочила из дома и подбежала к ней.
— Господи! Что ты тут делаешь? — Она помогла дочке подняться на ноги.
— Моя нога... — простонала Наоми.
Нога болела нещадно, так что Наоми совсем не хотелось двигаться. Но мать подхватила ее на руки и отнесла в гараж, где был свет. Наоми увидела кровь. Но она вовсе не била фонтаном, как представлялось Наоми, а тихонько сочилась из мелких ранок, как моросящий дождик.
— Ты поранилась осколками, — сказала мама и быстро вытащила их из раны. У Наоми даже не было времени, чтобы как следует разреветься. Слезы просто текли по щекам. Нога горела огнем.
На крики вышел отец. Он был в белых боксерских шортах и старой серой футболке.
— Что тут у вас приключилось?
— Она сильно порезалась.
— Я же ей говорил, чтобы она убрала осколки... — Он повернулся к дочери и спросил уже мягче: — Я ведь тебе говорил, что их нужно убрать, Наоми?
Наоми смотрела на него сквозь слезы. Ее взгляд как будто скользил по предметам, ни на чем не задерживаясь. Все было размыто.
— Ее надо отвезти к врачу, — сказала Джин.
— Ага... Вот только где бы нам взять триста баксов?
Джин промолчала.
— Мы сами справимся, правильно?
Джин как будто хотела что-то сказать, но передумала. Повисла неловкая пауза.
— Наверное, справимся... Господи, Дэн. А если это серьезная рана?
— Обычный порез. Самым обыкновенным стеклом. Ты ведь сумеешь его зашить?
— Милая, — мама повернулась к Наоми, — а ты сама как считаешь?
— Делай, как хочет отец.
— Она всегда меня так называет, — вставил отец. — Не папуля, не папа. Отец. Разве не странно?
Джин пропустила замечание мужа мимо ушей. Она приложила теплую ладонь к влажной щеке дочери.
— Когда что-то болит, плакать — это нормально.
— А еще она никогда не смотрит мне в глаза, — продолжал распаляться Дэн. — Ты не замечала? Ты у нас мама, а я отец. Черт...
Он говорил что-то еще, но звуки начали расплываться, потому что Наоми вдруг показалось, что она слышит, как там — в стене — мяукают котята. Все громче и громче...
И даже тогда, когда мама достала свой швейный набор и сказала, что больно не будет, хотя с виду оно и страшно, Наоми казалось, что она слышит котят.
2
Швы сняли через неделю. Правда, остался широкий белый шрам, но могло быть и хуже. Нога совсем не болела, только легонько потягивала, если Наоми прыгала через скакалку. Всю неделю Наоми почти не выходила на улицу из-за температуры, которая, по словам мамы, поднялась из-за воспаления в ране. Все эти дни ока только и делала, что смотрела повторы «Я люблю Люси», жевала соленые чипсы и попивала колу. Не самое плохое занятие, надо сказать. Как только температура спала, Наоми отправилась проведать котят, прихватив с собой банку тунца. Коты любят тунец, а мама все равно не хватится этой банки. У них этих консервов — полная кладовка.
Наоми поставила у стены стремянку и залезла наверх.
Но дыры в стене больше не было.
Она была запечатана штукатуркой.
Наоми спросила у мамы, в чем дело.
— Котята подросли, — сказала мама, — и мама-кошка отвела их обратно в поле, ловить мышей.
— А как же койоты?
— Дикие коты обычно умнее койотов, честное слово, золотко. У них все будет в порядке.
3
Вообще-то Наоми не разрешали ходить на поле за домом, но она все же пошла, продираясь сквозь заросли ежевики и дикого плюща. Трава на поле была высокой и желтой; заросли лисохвоста кололи нога и цеплялись за носки. Посреди поля стоял старый проржавевший трактор, и возле него Наоми нашла несколько маленьких жестких баллончиков. Что-то мелькнуло в траве на насыпи, где трава была особенно густой, а громадное дерево, опаленное молнией, стояло безмолвным стражем на поле. На самой его вершине замер сокол. Наоми искала глазами котят. Трава колыхалась. Сокол снялся со своего насеста и полетел в направлении апельсиновой рощи.
Наоми увидела два настороженных уха, плывущих сквозь траву.
Потом показалась желто-коричневая голова. Зверь был очень красивым.
Наоми еще никогда не видела койота так близко.
Она замерла.
Койот развернулся и побежал к болотам.
Только тогда Наоми поняла, что все это время она не дышала. Солнце стояло в зените и палило нещадно. Наоми взглянула на дом, оставшийся далеко позади. На лбу выступил пот — жар былой лихорадки. Она уселась в траву, сложила ладони, как будто собралась молиться, и прошептала в сухую землю:
— Пусть с котятами все будет хорошо...
Когда Наоми проснулась, солнце уже клонилось к закату. Муравьи ползали по рукам и волосам. Она смахнула их и растерянно огляделась. Казалось, она проспала много лет — так здесь было спокойно и тихо. Мама звала ее с заднего дворика. Наоми встала, отряхнулась от грязи и насекомых и побежала на звук знакомого голоса. Она перепрыгнула через тернистые заросли лоз, и тут у нее разболелась нога, да так, что она прохромала весь остаток пути. Она как раз огибала гараж, когда что-то прыгнуло ей под ноги.
Мама-кошка. Сердитое рычание.
Наоми застыла.
Мама-кошка смотрела на нее.
Наоми поискала глазами котят, но не увидела ни одного.
А потом она их услышала.
И попыталась определить, откуда идет этот звук.
Прижала ухо к стене гаража.
И услышала их.
В стене.
Котят.
Всех пятерых.
4
Вернувшись с работы, отец уселся смотреть новости. Было уже десять вечера, и по идее в это время Наоми уже должна была готовиться ко сну, но она сидела в гостиной, прижав ухо к стене, и внимательно слушала. Ей казалось, что там что-то шевелится и постепенно сдвигается. Следуя за звуком, Наоми ползла вдоль стены на четвереньках. Отец на минуту оторвался от телевизора и взглянул на нее. Звуки в стене вроде бы смолкли.