Фиолетовый меч
Шрифт:
Священник перешел к обычному набору угроз для отъявленных грешников, обещая спасение тем, кто больше пожертвует храму, а Элан погрузился в раздумья. Хитро придумано! Значит, сейчас он – меньше, чем человек, никто, кусок разбитой чашки, и лишь церковники будут решать, что с ним делать. Великая вещь – демагогия! Вроде и суть не исказили – а повернули все так, что только они одни решают, как и когда появится их бог, да и бог ли он…
Похоже, его раздумья не остались незамеченными. На следующий день его никуда не повели, оставили в келье. Он уже начал откровенно скучать, когда на пороге появился тот иерарх, что купил его у работорговцев. Звали его Протолет, и был он кем-то вроде епископа – должность немаленькая и вполне самостоятельная.
– Расскажи, сын мой, как тебе наше гостеприимство?
– Спасибо, конечно. Пища вкусная, жилье сносное. Не хватает самой малости – свободы! А то устал я от вашего хлебосольства с ножами за спиной, – буркнул Элан, недовольно поморщившись.
– Сейчас у тебя никаких ножей за спиной нет, мы одни, – развел руками иерарх, словно и не заметив дерзости Хранителя. – А что до стражей – то извини, у нас в храме колдовать не принято, а ты, говорят, балуешься этим делом. Что касается свободы – выкупили мы тебя, должен ты нам. Хочешь – отдай вместо денег свой меч и иди себе на все четыре стороны…
Элан аж подскочил, впившись взглядом в маслянисто поблескивающие глазки церковника. Но потом сел и, переводя дух, помотал головой.
– Нет. Без меча не уйду. Если хотите – поверьте на слово, вернусь – отдам долг.
Иерарх довольно улыбнулся.
– Правду говорят, ни один Хранитель добровольно не расстанется с Мечом. Да, да, я помню, не вскидывайтесь, молодой человек, – вы не Хранитель. Что касается вашего предложения – мы обсудим его, а пока позвольте старому человеку поговорить со странником, обсудить пару важных для него вопросов… Что в вашем понимании БОГ?
Элан задумался. Что отвечать? То, что думает?
– Для начала – творец. А дальше… Это очень сложно. Во всяком случае, ни одна современная религия даже близко к сути вопроса не подошла. Им бы не о собственном брюхе заботиться, а научно-исследовательские институты открывать – по генетике, теории поля и так далее. Если, конечно, у них в планах найти и понять Бога…
Иерарх довольно кивнул. Видно, теперь игра шла на его поле. Он наклонился вперед и начал говорить страстно, с жаром:
– Вы, как мне кажется, совершенно не знакомы с трудами древних мастеров, и выводы делаете от своего мировоззрения и тем более еще говорите о современной религии! И у вас есть еще какое-то мнение по этому поводу! Для того чтобы понять, как близко религия подошла к Богу, нужно самому сначала познать Его, иначе как вы определите, кто пришел или не пришел? И все же я и так вижу – вы еще в пути и далеки от истины. И главное: есть всего две науки – наука о внутреннем и наука о внешнем. Все светские теории относятся к последней категории, и кто изучает их, далек от Господа, потому что это наука внешнего, и лишь религиозность – наука о том, что внутри, о душе человеческой, – Иерарх благостно улыбнулся. – Да и как можно найти Бога, изучая окружающее, если он в нашем сердце?
Элан улыбнулся:
– То есть, чтобы понять, справедлива ли ваша религия, я должен найти место Всевышнего в мире… А чтобы его найти, я должен воспользоваться вашими методами, поскольку никакие другие не годятся. Приняв ваши построения, я поневоле приму и вашу веру, и спор пойдет уже не о богах в целом, а о частностях вашей концессии. Ловко!
Иерарх ухмыльнулся:
– Вы смотрите глубже, чем другие, и видите логические ловушки там, где остальные лишь испытывают священный трепет, приобщаясь к откровению. Хорошо, попробуем более прямо: Существует ли Бог? Как может быть так много зла в мире, если Он – есть? Почему процветают голод, ненависть, зло? В действительности, Господь – это мифическое слово, абракадабра, придуманная невежественными людьми, ищущими благодать. На деле, Всевышний – это суть всего сущего, или существование – это Бог. Когда мы говорим, что Он – есть, мы создаем что-то из слова Бог, тогда Он становится вещью. Однако Он не вещь, и не личность. Поэтому вы не можете сделать его ответственным за что-либо. Ответственность появляется, когда есть кто-то, кто может быть привлеченным к ответу.
– Разве создатель не в ответе за то, что создал? Или вы отрицаете акт божественного творения этого мира? По-моему, на этом и основаны все религии…
– Это один из наших основных догматов! Бог не просто творец, он и есть – весь мир! Всевышний не личность, он – чистая суть! Бог это бытие, качество бытия, качество существования. И если Бог это не личность, то нет вопроса о какой-либо ответственности. Если зло существует, то это просто очередной факт, и только. Ответственность подразумевает, что есть личность, которую можно заставить отвечать за содеянное. Маленький ребенок не может отвечать перед судом, потому что он еще не личность и поэтому не может нести ответственность за то, что делает. Он невинен, в нем нет развитого разума, ощущения эго. Бог также не имеет эго – поэтому вы не можете делать его ответственным ни за какое существующее зло. А Церковь как представитель Всевышнего…
– Не несет ответственности даже за то зло, что творится именем Божьим – к этому вы меня подводите? – Элан был немного ошарашен столь примитивной демагогией из уст просвещенного иерарха.
– А вам нужен кто-то, кого мы можем призвать к ответу? Люди давно пытались переложить эту функцию на Господа. Человеческий ум очень изворотлив. Сначала мы приглашаем олицетворенного Бога, мы даем Всевышнему личность – и затем делаем его ответственным за то, что случается. Если вы обращаетесь к Вселенной, вы не пытаетесь заставить ее отвечать за то, что происходит с вами, однако если вы обращаетесь к Богу, тогда вы можете сделать его ответственным, хотя изменилось только слово. Существование имперсонально, безличностно. Но если Всевышний становится личностью, тогда вы можете спросить: «Почему существует зло?» Вся игра идет вокруг вас одного, Господь в ней не участвует.
– Странная религия… Не знаю, для чего она создана, и что вы в ней оправдываете. Может, слабость богов, которым поклоняетесь?
Глаза иерарха гневно блеснули. Он вскочил, хлопнул в ладоши – дверь тут же открылась, и свет факелов заиграл на оружии стражей. С трудом сдержавшись, Протолет сдержанно проговорил:
– Вам стоит быть сдержанней в оценке чужих богов. Особенно, если не хотите узнать их мощь на себе. Закончим на сегодня, вам нужно отдохнуть.
Элан съел безвкусную кашу, которую ему давали, ссылаясь на строгие запреты в отношении мяса, рыбы и других нормальных продуктов, и завалился спать. Последней мыслью перед тем, как провалиться в беспамятство, было: «Только правда может заставить так нервничать! Но если они действительно поклоняются Триединому, они, напротив, должны воспевать мощь…»
– Вставай! – плечистый монах в просторной рясе, прекрасно скрывающей его накачанные мышцы, бесцеремонно толкнул Элана в плечо, прервав его сон. – Пора поглядеть, что ты за воин.
– А кто вам сказал, что я воин? – Элан недовольно передернул плечами, но вслед за первым в келью вошло еще двое молодцов столь же внушительного вида, и Хранитель решил не нарываться. Отношения между ним и послушниками Триединого портились с каждым днем.
Арена была небольшой, но хорошо утоптанной. Было видно, что на ней много и подолгу тренировались. Свежий желтоватый песок, ровным слоем покрывающий землю, скорее всего, насыпался каждый раз перед очередной важной схваткой, чтобы скрыть от высокопоставленных зрителей засохшие пятна крови. Трибун не было, однако Элан чувствовал множество изучающих глаз, с жадным вниманием наблюдающих за ним сквозь аккуратно прорубленные щели в стенах – узкие и длинные, они наверняка давали прекрасный обзор, одновременно не позволяя бойцам на арене увидеть зрителей.
– Держи, это твое оружие! – плечистый монах бросил перед Эланом простую деревянную палку, окованную железом, и, гаденько усмехнувшись, крутанул в одной руке сверкающий двуручник, который он припас для себя. – Мне сказали, чтобы я тебя не калечил, но, знаешь, бой – дело такое… Ничего обещать не могу. Так что извини. Заранее.
Заржав, монах направился в свой угол, а Элан, закусив губу, поднял брошенную ему палку и попытался взвесить ее в руке. Выходило тяжело и неуклюже – те несколько раз, что он держал свой Меч, тот казался продолжением руки, а это… Хранитель вздохнул, продолжая изучать всученную ему деревяшку, когда услышал тонкий, чистый звон, зазвучавший сразу отовсюду. Недоумевая, он поднял голову и увидел несущегося на него монаха с высоко поднятым двуручником над головой.