Фиолетовый рассвет

Рэйман Сия

Глава 5

Весь вечер я просидел возле дверей, и, стиснув зубы, пытался перемолчать всю эту боль, что настигла меня при разговоре со своим отцом. Утром я как обычно собрался и пошёл в школу, но всё ещё думал о том, что чувствовал к нему. Это было чувство скверное, и мне было неприятно ощущать его на себе, но как бы я не пытался избавиться от этого чувства, мне этого не удавалось сделать. После уроков меня вызвала к себе Маргарет Джозеф, и начала расспрашивать о моём самочувствии.

– Дэви, что же с тобой произошло? – она волновалась за меня, и волнение её заключалось в том, что она не знала причины моей подавленности, которая была так хорошо видна на моём лице.

– Всё хорошо – пробубнил я, чуть слышно.

– Нет, Дэви, всё плохо, я же вижу. Прошу, скажи, в чём причина? Это связанно с Лией Бенсон?

– Нет, Маргарет Джозеф, дело совсем не в ней.

– Тогда в чём? – спрашивала она, перекладывая тетради учеников с рабочего стола.

– Мои родители разводятся – вспыхнул я, отвернувшись, чтобы скрыть эмоции, что нахлынули на меня.

– Просто прими это как факт – сказала она, а я посмотрел на неё, совсем не ожидая холодного отношения ко мне от этого человека.

– Принять? – недовольно отозвался я.

– Люди расходятся, и это совершенно нормально.

– Но не тогда, когда они прожили столько лет вместе, любя и уважая друг друга! – я захотел уйти, но Маргарет меня остановила.

Я не смог противиться, и посмотрел прямо ей в глаза. Её взгляд был такой пронзающий насквозь, что я, вглядываясь в её глаза, будто бы смотрел на какую-то планету, прямиком из космоса.

– И даже тогда, Дэви. Жизненные пути могут разойтись в любой момент.

Как могла такая добрая и чувственная женщина говорить такие вещи, будто ей совершенно безразлична судьба моих родителей? Я ожидал от неё другого ответа…

– Так не должно быть – нехотя отрицал я, присев на парту. – Почему вы бесчувственно относитесь к таким серьёзным вещам?

– За свои двадцать семь лет я потеряла достаточное количество людей, чтобы быть такого мнения – она взглянула на меня, и этот взгляд был многоговорящим. Он сказал мне больше, чем могут сказать слова, и я опустил глаза.

– Я не хочу терять… – чуть слышно произнёс я, вспоминая все свои потери.

Занятая своим делом, Маргарет подошла к полке полной книг, чтобы поставить ещё одну, а затем села рядом со мной. В её поведении было что-то детское, раскрепощенное, словно её не смущала наша разница в возрасте.

– Никто не спрашивает, хотим мы этого или нет.

– Я понимаю, вы хотите сказать, что нужно смириться? – я посмотрел на неё сверху вниз, внимательно следя за движением глаз.

– И смириться с таким нельзя – глаза Маргарет забегали по комнате. – Люди беспомощны.

В какой-то момент я понял, что Маргарет Джозеф вовсе не безразлично относится ко всему – она разбита. В данную секунду нас сроднило именно это, и я почувствовал, как она прикоснулась к моим плечам. Преодолев личное пространство друг друга, мы обнялись, словно ища поддержки и утешения в крепких объятиях ученика и учителя. Я не чувствовал ничего постыдного, и мне просто хотелось ощутить тепло внутри себя. Маргарет помогла мне, и я был благодарен ей от чистого сердца.

В потёмках класса из-за пасмурной погоды за окном, она отстранилась от меня, а я продолжал стоять, опустив голову. Руки скользнули по её спине, и я заметил, как исчезали прикосновения. Маргарет подняла мою голову за подбородок, и улыбнулась, поправляя не так упавшие локоны моих волос.

– В какой-то момент тебе станет легче – проронила она, возвращаясь к неотложным делам работы.

Что-то внутри всё ещё продолжало терзать меня. Я поспешил вернуться домой, пока погода совсем не испортилась. Когда я был уже возле родного порога, началась метель, и в мною открытую дверь начал врываться снег, который как незваный гость, создал мне неудобства. Залетавший в дом снег быстро таял от тепла камина, и мне пришлось принести тряпку, чтобы протереть пол.

Я защёлкнул замок в двери, и прошёлся по дому в поисках нужной мне тряпки, после чего убрав с порога растаявший снег, я понял, что находился в доме один. Мама в последнее время каждый день после работы направлялась к моей бабушке, и больше не оставляла мне записок утром. Я уже начинал привыкать к такому, и мне становилось с каждым днём всё комфортнее принимать данный образ жизни, которым начинали жить я, и мои родственники. Но как бы я не привыкал ко всему происходящему со мной, мне всё так же было плохо от одной мысли об отце.

Следующая неделя тянулась как целая вечность, и мне показалось, что это была самая долгая неделя в моей жизни. За эту неделю не случилось ничего грандиозного, что обычно случалось в моей жизни когда-то, и я просто сидел целыми днями дома. Не то, чтобы я не ходил в школу, но я каждый день в этой неделе проводил так, что после школы я сразу шёл домой, и больше никуда не выходил. Я постепенно стал замечать, что моя жизнь начинает терять краски, и я перестаю чувствовать её вкус, мне с каждым днём становилось всё скучнее жить, и это было для меня просто невыносимо.

Я уже было повяз в этой повседневной рутине, что окружала меня, но всё ещё хотел чувствовать себя полностью свободным, как раньше. Раньше я мог уйти хоть на край света, а после вернуться домой бодрым и весёлым, теперь же, даже если я совершу этот поступок, мне не станет весело, как раньше. Я понимал, что среди такого огромного количества пространства, что окружало меня, мне вдруг стало тесно.

Подойдя к холодильнику, я открыл его, и обнаружил, что тот совершенно пустой, и кроме банок солёных огурцов, что давала мне моя бабушка ещё в начале осени, там ничего не наблюдалось. Мне не хотелось солёного, я хотел полноценно поесть за весь этот день, что я провёл, сидя в обнимку со своей депрессией. Именно пустота в холодильнике заставила меня выйти на улицу, где уже начинало холодать, и изредка валил снег. Зима в этом году наступила рано, ещё в середине октября, и зимняя погода уже давала о себе знать. Я накинул куртку, и, закрыв дверь дома со стороны улицы на замок, я оглядел улицу, на которой проживал. Вся улица была занесена снегом, и из-за резкого похолодания, над домами стоял густой туман, который буквально будто бы проглотил макушки крыш. Я взглянул наверх, и узнал, что неба не было видно в результате тумана, который ещё и преградил мне путь в магазин, и я чуть ли не заблудился в родном городе. По дороге в магазин, ко мне подъехала большая машина, и водитель, остановив машину рядом с тротуаром, открыл окно, и спросил меня о том, как добраться до нужной ему улицы. Я пробурчал что-то невнятное, и не став больше отвечать на вопросы неизвестного мужчины, пошёл дальше. Тот недоумённо посмотрел на меня, и, вздохнув, свернул на дорогу, сигналя впереди едущей машине.

Наконец сквозь туман, я увидел неоновую вывеску магазина, и с чувством победы, зашёл внутрь него.

– Баркер, как поживаешь? – радостно произнёс продавец, с которым я был знаком.

– Привет, Стивен! – я натянул улыбку на лицо, и пошёл к полкам, где лежали продукты.

– Что-то давно тебя здесь не видел, пропадал куда? – начал расспрашивать меня Стивен, постоянно почесывая правую руку, своими коротенькими пальцами, на которой я разглядел покраснения. От того, что я увидел, мне стало отчасти противно, но я не подал виду, и продолжил искать продукты дальше, но теперь с полностью закрытой упаковкой.