Фитиль для бочки с порохом (сборник)
Шрифт:
– Ведите, – оторвавшись от раздумий, решительно проговорил Лев. – Он без мамы?
– Один, – понимающе усмехнулась девушка.
Михаил Крестов оказался щуплым среднего роста юношей с детски-наивным выражением доверчивых карих глаз. У него была почти целиком забинтована левая рука, и из-за края повязки виднелся след от ожога, частично заходивший на шею.
– Здорово, Миша, присаживайся, – гостеприимно приветствовал Гуров.
Получасовая беседа с новым собеседником почти ничего не прибавила в копилку информации полковника. Крестов
Михаил более подробно рассказал об обстоятельствах гибели Игоря Щепкина, но практически ничего не смог поведать относительно нюансов проведенной недавно утилизации. Очевидно, подобные «интимные» темы товарищи с ним не обсуждали.
Закончив допрос, Гуров обнаружил, что уже седьмой час вечера, и подумал, что привычка укладываться в рамки рабочего дня у него уже в крови и проявляет себя везде, независимо от места действия и обстоятельств.
Он чувствовал голод и решил по возвращении в часть наведаться в рекомендованное Стрелковым кафе.
«Будет неплохо, если окажется, что там действительно прилично кормят, и еще лучше, если выяснится, что среди завсегдатаев тоже циркулируют какие-нибудь интересные слухи», – подумал Лев, спускаясь к машине.
Приехав в часть, он припарковался у гостиницы и пешком направился в кафе.
Названия заведение не имело, но это не мешало ему быть вполне приличным мини-рестораном, где днем можно было перекусить, а вечером посидеть за чашечкой кофе или бокалом вина и послушать приятную, ненавязчивую музыку.
Гуров попал в предвечернее время, когда обедающие посетители уже схлынули, а любители вечерних медитаций еще не собрались. Вместо музыки по полупустому залу разносился голос диктора, рассказывающего последние новости и комментирующего постоянно сменяющийся видеоряд на огромной, во всю стену, плазме.
– Что-то о нас ничего нет, – усмехнувшись, заметил грузный мужчина с пивным брюшком, стоявший у барной стойки. – Что, уже не актуально?
Гуров, в этот момент забиравший свой заказ, заметил, как бармен сделал пузатому мужику «страшные» глаза и кивнул в его сторону.
– Чего? – по-простецки отреагировал тот и, не скрываясь, повернулся в сторону полковника, с любопытством осматривая его. – Чего ты?
По-видимому, не найдя во внешности Гурова ничего примечательного, пузан снова повернулся к бармену, глядя вопросительно и с недоумением. Но сам Лев тут же понял, что разговор может оказаться интересным, и не стал отходить далеко. Он устроился за ближайшим столиком и сделал вид, что усердно занимается своим блюдом и смотрит телевизор. Сам же вполглаза то и дело посматривал на беседующих и в оба уха слушал.
– Чего ты? – чуть тише повторил пузан, поняв, что здесь скрывается какой-то подвох.
Бармен стал что-то бубнить, понизив голос до уровня полной нелегальности, и Гурову, как он ни старался, не удалось расслышать ни слова.
«Похоже, о целях моего появления здесь осведомлены уже все», – с легкой усмешкой подумал Лев, пережевывая мясо.
Продолжая делать вид, что ему нет никакого дела до мужчин, беседующих у стойки, он вскоре добился того, что бдительность их ослабла, и они начали говорить громче.
– …Дима сам не свой ходит, – машинально перетирая стаканы, говорил бармен. – Витек заходил, говорит, с тех пор как этот здесь появился, все штабные на ушах стоят. Калач раз сто сегодня ездил куда-то, Дима, бедный, только коньяком и жив. Даже подходить к нему боятся.
– Нервничает?
– Еще как! Слова сказать нельзя, сразу крыть начинает по-черному. И в дело, и не в дело.
– А чего он, раскопал, что ли, чего-то на них? – таким же конспиративным полушепотом спрашивал пузан.
– Я-то откуда знаю? Мне не докладывают. Я человек маленький, крутыми делами не ворочаю. Водки налить, стакан помыть – вот и вся моя забота. А с этими своими делами пускай сами разбираются. Мне даже знать не интересно. Витек говорил, он документы какие-то требует, – продолжал бармен, несмотря на заявленное только что полное равнодушие к чужим «делам». – А Калач показывать не хочет, боится, что раскроются все их здешние шуры-муры.
– Это насчет того солдатика, что погиб?
– Да нет, похоже, дело не в солдатике. У них там со снарядами какие-то непонятки вышли. Вроде на том складе их вообще не должно было быть, а они вдруг оказались.
– Как это? – удивленно спросил пузан.
– Я-то откуда знаю? – в досаде на непонятливость собеседника, чуть не во весь голос проговорил бармен. – Сам знаешь, Калач, он… крученый. У него что хочешь может оказаться.
– Да, Калач мужик мутный, – согласился пузан. – Это все говорят.
Почти не слыша телевизионного диктора, Гуров полностью сосредоточился на разговоре, происходившем возле барной стойки. Он так увлекся, что даже забыл про свой стейк и застыл, весь обратившись в слух, остановив на полпути вилку с куском мяса. Когда в разговоре возникла пауза, Лев поспешил вновь сосредоточить свое внимание на заказанном блюде, опасаясь, что его «нелегальную деятельность» раскроют, и он не сможет подслушивать дальше.
Но вскоре стало понятно, что дальше слушать нечего. Бармен и его упитанный друг сменили тему и стали вспоминать забавные случаи из армейской жизни, в том числе и с участием вышеупомянутого Димы, под которым, во всей видимости, подразумевался Рыбаков.
Выслушав несколько баек, Гуров понял, что делать ему здесь больше нечего. Зал постепенно заполнялся «вечерними» посетителями, пришедшими сюда, чтобы отдохнуть и расслабиться, надоедливый голос диктора сменился негромкой музыкой, и стало понятно, что до поздней ночи в этом зале больше никто не захочет говорить «о делах».