Физики

Доктор Матильда фон Цанд — врач-психиатр.

Марта Боль — старшая сестра.

Моника Штеттлер — медицинская сестра.

Уве Сиверс — старший санитар.

Макартур — санитар.

Мурильо — санитар.

Герберт Георг Бейтлер, прозванный Ньютоном, — пациент.

Эрнст Генрих Эрнести, прозванный Эйнштейном, — пациент.

Иоган Вильгельм Мебиус — пациент.

Оскар Розе — миссионер.

Лина Розе — его жена.

Адольф-Фридрих |

Вильфрид-Каспар | их дети.

Иорг-Лукас |

Рихард

Фос — инспектор полиции.

Судебный врач.

Гуль — полицейский.

Блохер — полицейский.

 Место действия: гостиная уютной, но слегка запущенной виллы в частном санатории «Вишневый сад». Ближайшие окрестности: сначала дикий, а дальше застроенный берег озера; выше тянется небольшой городок. Живописный старинный поселок, облепивший замок, теперь оброс безобразными зданиями страховых компаний и кормится за счет скромного университета с новым корпусом богословского факультета и летними постройками для курсов иностранных языков, ремесленной школы и зубоврачебных курсов, а также пансиона для молодых девиц; работает здесь какое-то не очень солидное предприятие легкой промышленности, забравшееся в глушь, подальше от столичной суеты. Весь пейзаж успокоительно действует на нервы, особенно если подольше поглядеть на синие отроги гор, покрытые лесом гряды холмов и прекрасное озеро; на широкую, дымящуюся клочьями вечернего тумана равнину, которая растянулась тут же невдалеке. Некогда здесь было унылое болото, но сейчас оно превращено в прорезанную каналами плодородную равнину, где разместилось исправительное заведение с принадлежащими ему сельскохозяйственными угодьями — то здесь, то там видны молчаливые и словно призрачные группы заключенных, которые возделывают землю. Но окрестные дали не играют в пьесе ни малейшей роли и описаны здесь только из врожденной обстоятельности; дело в том, что мы не собираемся покидать виллу или, вернее, сумасшедший дом (наконец-то прозвучало это слово!). Больше того: мы никуда не выйдем из гостиной, потому что автор твердо решил соблюдать единство места, времени и действия; ведь драма, которая разыгрывается среди сумасшедших, должна быть написана по самому строгому классическому канону. Однако ближе к делу. Что касается виллы, то когда-то в ней размещались все пациенты хозяйки сумасшедшего дома, почетного доктора наук и доктора медицины фрейлейн Матильды фон Цанд, — все эти свихнувшиеся аристократы, склеротические политики (на случай, если они в это время не управляли страной), слабоумные миллионеры, шизофреники-писатели и маниакально-депрессивные столпы индустрии, — короче говоря, сливки душевнобольного Запада; дело в том, что фрейлейн доктор — горбатая девица в классическом одеянии людей ее профессии: в белоснежном больничном халате — личность весьма знаменитая, и не только потому, что она последний отпрыск старинного знатного рода, но и потому, что она мировая знаменитость, друг страдающего человечества и врачеватель душевных недугов (ее переписка с К. Г. Юнгом была недавно опубликована). Но самые важные и порою довольно трудные больные уже давно переведены в элегантные, светлые новые здания: если платишь баснословные деньги, то даже наказание за былые грехи можно переносить с удовольствием. Новые пристройки находятся в южной части обширного парка; это множество разнообразных домиков и часовня (с витражами работы Эрни); парк спускается в равнину, а вилла стоит на обсаженной деревьями лужайке, со склоном к озеру. Вдоль берега тянется каменная ограда. В гостиной теперь уже мало населенной виллы обычно находятся три пациента: случайно, а может быть, и не совсем случайно, все они физики. В санатории царят гуманные порядки, и поэтому здесь не разлучают тех, кому надлежит быть вместе. Каждый из физиков окружил себя, как коконом, своим собственным воображаемым мирком. Трапезы у них совместные, и во время еды они либо обсуждают научные проблемы, либо просто таращат глаза, уставившись в пространство, — милые, безвредные и очень симпатичные психопаты; они сговорчивы и скромны, поэтому уход за ними — удовольствие. Одним словом, их можно было бы считать образцовыми пациентами, если бы недавно не произошло нечто неприятное, более того — чудовищное: один из них три месяца назад удавил свою сиделку. А вот теперь такой же случай произошел снова. И снова в доме появилась полиция — в гостиной против обыкновения людно. Медицинская сестра лежит на паркетном полу в трагической позе, не оставляющей сомнений в том, что она мертва; лучше, если она будет находиться в глубине сцены, чтобы зря не пугать публику. Однако должно быть видно, что здесь происходила борьба; в комнате царит беспорядок: на полу валяются два перевернутых кресла и торшер; слева опрокинут круглый стол, и зрителям видны его ножки. Превращение виллы — здесь когда-то была летняя резиденция Цандов — в психиатрическую лечебницу наложило на нее особый отпечаток. Стена в высоту человеческого роста выкрашена гигиеническим белым лаком, выше видны остатки лепных украшений. В глубине сцены — маленький холл, в нем — три двери, обитые черной клеенкой; они ведут в палаты физиков. Каждая из них обозначена номером — один, два, три. Слева, у входа в холл, нескладно торчит радиатор центрального отопления; справа —

умывальник, возле него на металлическом пруте развешены полотенца. Из комнаты номер два (средней) доносятся звуки скрипки и рояля. Играют Бетховена, «Крейцерову сонату». Слева большие окна, от самого пола, покрытого линолеумом, выходят в парк; по обе стороны окон висят тяжелые шторы. Дверь ведет на террасу, сквозь ее каменную балюстраду виден парк при свете ясного ноябрьского дня. Время — половина пятого. Справа над камином — его никогда не зажигают, и он заставлен экраном — в золотой раме портрет старого господина с остроконечной бородкой. На переднем плане справа — дубовая дверь. С темного потолка, крест-накрест перерезанного балками, спускается тяжелая люстра. Мебель далеко не новая, разношерстная, вокруг круглого стола — три стула; как и стол, они выкрашены в белую краску. Впереди справа — диван со столиком и двумя креслами по бокам; обычно торшер задвинут за диван, чтобы не загромождать комнату. Одним словом, для оформления спектакля, в котором, в отличие от античной трагедии, драма сатиров предшествует самой трагедии, — вещей на сцене должно быть немного. Ну теперь, пожалуй, можно начинать пьесу. Возле трупа хлопочут агенты полиции в штатском; это добродушные парни, которые уже успели выпить вина, и от них разит спиртным. Они что-то вымеряют, берут отпечатки пальцев и тому подобное. Посреди комнаты стоит инспектор полиции Рихард Фос, в шляпе и в пальто; слева — старшая сестра Марта Боль. Вид у нее, как всегда, решительный. В кресле справа сидит полицейский и стенографирует. Инспектор вынимает из коричневого портсигара сигару.

Инспектор. Курить можно?

Старшая сестра. Вы — в лечебном учреждении.

Инспектор. Извините. (Прячет сигару в карман.)

Старшая сестра. Может, выпьете чашку чаю?

Инспектор. Лучше водки.

Старшая сестра. Вы — в лечебном учреждении.

Инспектор. Тогда не надо ничего. Блохер, можешь фотографировать.

Блохер. Слушаю, господин инспектор. (Фотографирует.)

 Вспышка света.

Инспектор. Как звали сестру?

Старшая сестра. Ирена Штрауб.

Инспектор. Возраст?

Старшая сестра. Двадцать два. Из Кольванга.

Инспектор. Родственники есть?

Старшая сестра. Брат в восточной Швейцарии.

Инспектор. Его известили?

Старшая сестра. Да, по телефону.

Инспектор. Кто убийца?

Старшая сестра. Я попросила бы, господин инспектор, бедняга ведь болен...

Инспектор. Понятно. Кто виновник?..

Старшая сестра. Эрнст Генрих Эрнести. Мы зовем его Эйнштейн.

Инспектор. Почему?

Старшая сестра. Потому, что он считает себя Эйнштейном.

Инспектор. Ах, вот как! (Полицейскому, который стенографирует.) Гуль, вы записали показания старшей сестры?

Гуль. Так точно, господин инспектор.

Инспектор. Она задушена, доктор?

Судебный врач. Несомненно. Шнуром от торшера. Эти сумасшедшие порою обладают гигантской физической силой. Это прямо поразительно.

Инспектор. Вы так считаете? А я считаю, что непростительна оставлять этих сумасшедших на попечении сиделок. Ведь это уже второе убийство...

Старшая сестра. Я попросила бы, господин инспектор...

Инспектор. ...второй несчастный случай в санатории «Вишневый сад» на протяжении трех месяцев. (Заглядывает в записную книжку.) Двенадцатого августа Герберт Георг Бейтлер, который мнит себя великим физиком Ньютоном, задушил сиделку Доротею Мозер. (Кладет записную книжку в карман.) И в этой же самой гостиной. Если бы здесь были санитары, это никогда бы не случилось.

Старшая сестра. Вы полагаете? Сестра Доротея Мозер была членом спортивного общества по женской борьбе, а сестра Ирена Штрауб — чемпионкой страны по джиу-джитсу.

Инспектор. А вы?

Старшая сестра. А я занимаюсь тяжелой атлетикой.

Инспектор. Могу я, наконец, видеть убийцу?

Старшая сестра. Я попросила бы, господин инспектор...

Инспектор. Понятно... виновника?

Старшая сестра. Он играет на скрипке.

Инспектор. То есть как это играет на скрипке?

Старшая сестра. Вы же слышите сами.

Инспектор. Так пусть он будет любезен прекратить эту игру...

 Старшая сестра не обращает внимания на его приказ.

...и я его допрошу.

Старшая сестра. Ничего из этого не выйдет.

Инспектор. То есть как это не выйдет?

Старшая сестра. Мы не можем нарушить врачебный режим. Господин Эрнести в это время должен играть на скрипке.

Инспектор. Да, но, помилуйте, этот тип задушил медицинскую сестру!