Физрук-6: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович

За окном завывал ветер, подъедающий последние наносы снега. Эдак не только весна, но и лето наступит прежде времени.

— Так о чем ты хотел мне рассказать? — спросила девушка, которая сидела тут же на диване, напротив меня, подобрав по себя ноги — теплая и нежная, как кошка.

— Вообще-то это долгий разговор, — пробормотал я.

— А мы разве торопимся, милый?

— Нет, — сказал я. — Да и о таких вещах нельзя говорить на ходу.

— Все настолько серьезно?

— Для меня — да, а вот как ты отнесешься к услышанному, я не знаю.

— Если серьезно для тебя, то и для меня — тоже. В любом случае, постараюсь тебя понять.

— Спасибо!.. Тогда слушай… Я

появился… Вернее — приехал в этот город, чтобы отработать положенные после института три года в школе, а потом заняться чем-то другим. Понимаешь, я скорее ощущал себя спортсменом, нежели педагогом. И ничто не предвещало перемену в моем отношении к этой профессии. Педсовет решил поставить меня, молодого специалиста, классным руководителем самого трудного класса в школе, восьмого «Г», который почему-то назывался «экспериментальным». Первое время мне было глубоко наплевать. Все, что меня заботило — это обустройство собственного быта. Поначалу меня поселили в общежитии, поэтому приходилось обходиться минимумом благ. Потом по городу распространился слух, что я владею каратэ, хотя на самом деле я самбист, а каратэ — так, увлечение. Ну и я оброс полезными связями. В том числе — и с председателем горисполкома. Так мне дали эту квартиру. Зарплата у учителей не бог весь какая, пришлось брать подработку — секцию по самбо в школе и две секции по каратэ в «Литейщике». Но все это не важно. Важно, что незаметно для меня самого стало меняться мое отношение к своей основной работе. Вернее — к моим подопечным. Чем внимательнее я присматривался к ним, тем сильнее росло мое недоумение. Ведь предполагалось, что в моем классе собраны самые безнадежные двоечники и хулиганы, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что все пацаны разные и некоторые из весьма благополучных семей. Да и, как выяснилось, двоечники они не по глупости и лени, а просто потому, что взрослым не до них. Вероятно, спусковым крючком послужило ЧП, когда моего ученика обвинили в краже лекарственных препаратов. Там оказалась довольно сложная, запутанная история. В общем, выяснилось, что пацаненка втянули в эту историю взрослые. И знаешь, я словно прозрел. Понял, что если не помогу этим мальчишкам, то им никто не поможет. Конечно, я не единственный педагог в школе, кому не безразличны судьбы ребят. Вместе с Карлом мы организовали любительскую киностудию и даже сняли фильм, который включили в программу всесоюзного кинофестиваля любительских фильмов. Теперь вот дворовый клуб создаем, в ремонте которого ты поучаствовала. Есть у меня еще замыслы и довольно обширные. Я к чему все это рассказываю?.. Если у нас с тобой все серьезно будет, то ты должна знать, что своих пацанов я не брошу. И не только потому, что мне еще два с половиной года отрабатывать после института.

— Так зачем же тебе бросать их, если в этом твое призвание? — спросила Вилена. — У меня тоже есть моя работа. Она, может, показаться скучной, бумажной, но на самом деле очень важна.

— Я ведь и не сомневаюсь, — сказал я. — Вопрос в другом… В педагогике трудно разделить быт и работу, а тем более, если относиться к ней неформально. А сейчас я к ней именно так и отношусь. Готова ли ты к тому, что в нашу жизнь то и дело будет вторгаться разная посторонняя ребятня?

— Ответить на твой вопрос честно, я сейчас не могу. Мне придется присмотреться к тому, как это происходит на практике… Хотя отчасти я уже присмотрелась.

— Спасибо! Именно это я и хотел от тебя услышать, — проговорил я. — Если ты и впрямь будешь присматриваться, то тебе многое может показаться странным и непонятным.

— Даже — так?!

— Даже — так.

— Ты учти, я не из пугливых.

— Учту. И ты учти, что я не люблю действовать по шаблону, когда дело касается вещей действительно важных.

— Звучит угрожающе.

— Вовсе нет… Просто я не очень ясно выражаюсь… Это связано со многими причинами и все из них я объяснить сейчас не могу.

— Понимаю. Видимо, я должна завоевать твое доверие.

— Как и я — твое. Этот процесс взаимообусловленный.

— А ты оказался не таким уж простым рубахой-парнем, каким тебя считают в городе.

— Это — смотря кто… Некоторые считают меня негодяем… Ну или около того.

— Вот уж не поверю… Ты, кто угодно, только не негодяй.

— Спасибо, хорошая моя!

— О, как звучат эти слова…

И дальше последовало то, что обычно делают мужчина и женщина, к друг другу неравнодушные. Мы обнялись и стали старстно целоваться, но мои естественные поползновения к продолжению, Вилена опять пресекла, прошептав:

— Милый, ранее установленные правила развития наших отношений по-прежнему в силе.

Вот что значит инструктор райкома! Даже в любви умеет выносить предельно ясные и неоспоримые определения. Я с трудом отстранился от нее. Мое вынужденное воздержание продолжалось. И самое печальное, что еще неизвестно, когда оно будет прекращено. Я тоже человек принципов. Вилена соскользнула с дивана и начала убирать со стола грязную посуду. Я хотел было помочь ей, как раздался телефонный звонок. Наверняка Илья Ильич, что-то давно он не объявлялся. Я взял трубку.

— Да!

— Гражданин Данилов? — прозвучал в наушнике строгий незнакомый голос

— Так точно! — ответил я.

— Автомобиль марки «ГАЗ-24: 'Волга» черного цвета, государственный номер — эЛ два восемь, шесть три эС А вам принадлежит?

— Да. А в чем дело?

— Вы оставили его у ворот, и мы не можем проехать!

— Я сейчас! — крикнул я и, бросив трубку, кинулся обуваться.

— Что случилось? — спросила встревоженная Вилена.

— Ничего… Я машину у ворот оставил, а там кто-то не может проехать, — проговорил я, взял из кармана дубленки ключи и вышел из квартиры.

Выбежав из подъезда, я был ослеплен фарами и не сразу разглядел, что за моей машиной стоит другая. Ворота были распахнуты и возле них виновато топтался сторож. Я подошел к своей «Волге», завел мотор и загнал ее во двор. А следом величаво вкатил какой-то ретро-автомобиль, в темноте я даже не разглядел толком — «ЗИС» или «ЗИМ». Из него выскочил водила и распахнул пассажирскую дверцу. При этом салон осветился и первое, что я увидел, были длинные, женские ноги обтянутые прозрачным капроном то ли чулок, то ли колготок.

Шофер помог даме выйти, а следом за нею полез пыхтящий боров в габардиновом пальто и пыжиковой шапке. Утвердившись на слоновьих ногах, он что-то пробурчал, обращаясь к женщине, и та ему резко и отчетливо сказала: «Нет». Тогда боров направился к подъезду. Водитель лимузина вернулся за руль и «ЗИС» или «ЗИМ», пятясь, выбрался со двора, развернулся и укатил. Женщина осталась на улице. Она вынула из ридикюля пачку сигарет и зажигалку. Я это отчетливо видел, потому что под козырьком подъезда горела лампочка.

Заперев «Волгу», я тоже направился к подъезду, но молча пройти мимо незнакомки мне не удалось.

— Товарищ Данилов? — окликнула она меня.

Я обернулся. Женщина щелкнула зажигалкой, и крохотный язычок пламени на мгновение осветил ее лицо. Оно показалось мне красивым, но каким-то чрезмерно заостренным — острый, с еле заметной горбинкой нос, острые скулы и вытянутый вперед подбородок.

— Да, — сказал я. — Мы разве знакомы?

— Нет, но я слышала как мой боров орал на вас по радиотелефону.