Физрук-7: назад в СССР
Шрифт:
Войдя внутрь, я подошел к раздаче, взял четыре пирожка и какао, и принялся искать свободное место за одним из столиков. Ну и опять увидел знакомую физиономию. Судя по отросшей щетине, мутному взору — гонорар уже закончился. Литейский классик снова скатился до дешевой кафешки, но еще не опустился до пивнушки. А значит, пока еще относительно вменяемый. И я потащил поднос к его столику. Миня кивнул мне, словно мы с ним только что расстались и даже освободил место для моей тарелки и стакана.
— Ну что, товарищ Третьяковский, гонорар уже заканчивается? — спросил его я.
— Не помню, я у тебя в долг брал? — вопросом на вопрос отозвался он.
— Брал, но вернул…
— А-а, ну тогда, значит, могу еще взять…
— Можешь, — подтвердил я. — Только у меня есть предложение получше.
— А — именно?
— Ты бросаешь пить, а я беру тебя на зарплату.
— А ты — кто?
— Неужто не помнишь, Миний Евграфович?
— Да нет, я прекрасно тебя помню, — пробурчал тот. — Ты каратист, физрук, хороший парень… Я в том смысле спрашиваю, как ты можешь меня взять на работу, если ты не главный редактор и не председатель Союза писателей?
— Я хуже, чем главный редактор, я хозяин города.
Это было шутка, и писатель догадался об этом. Он хмыкнул и покачал головой.
— Ха! Смешно… Хозяин города — это предгорисполкома… Не слыхал, чтобы Степанова переизбрали.
— А вот про работу я не шучу, — продолжал я. — Мне понадобится человек на должность ну, скажем, литературного секретаря.
— Собираешься писать мемуары или пособие по каратэ?
— Там будет видно… Ну что, согласен?
— И сколько ты мне положишь жалования?
— Для начала — двести.
— В месяц?
— Да, на время испытательного срока, — ответил я. — Если оправдаешь ожидания, может и подниму.
Глаза писаки загорелись, но он сразу стал набивать себе цену.
— Я за роман получаю до трех-четырех тысяч, за повесть — полторы-две, а за пьесу, с учетом постановочных, могу и до десяти заколотить!
— И сколько же ты времени тратишь на роман?..
— Год или два… Иногда больше.
— Давай посчитаем… Допустим, ты укладываешься в год и получаешь в итоге три штуки, то в месяц у тебя получаются те же двести пятьдесят рэ… Кроме того, я ведь не собираюсь тебе запрещать и дальше писать свои романы и пьесы, так что считай это дополнительным заработком.
— Ладно, уговорил… — проговорил Миня. — В таком случае, нельзя ли получить аванс?
— Можно. Только не забывай, что мое условие — бросить пить!
— Совсем? — уточнил классик.
— Запоями.
— Ну-у… это я тебе обещаю.
— Посмотрим, — сказал я, доставая бумажник и вынимая из него пятьдесят рублей. — Уйдешь в запой, уволю. И аванс заберу.
Третьяковский спрятал их в карман и деловито осведомился:
— Когда приступать?
— Дай-ка мне номер твоего телефона, — проговорил я, вытаскивая записную книжку и ручку.
Евграфыч продиктовал циферки.
— Сиди дома, работай над своими бессмертными творениями, я позвоню, — распорядился я.
— Слушаюсь, шеф! — угрюмо пробормотал он.
Зачем он мне нужен, кроме того, чтобы вести в клубе литературный кружок, я и сам пока не знал, но чуял — пригодится. И вообще — чувствовал, что перемены в моей жизни не только не закончились, а, наоборот, идут по нарастающей. И предстоящий разговор с Курбатовым мог сыграть в моей судьбе гораздо более серьезную роль, нежели мне показалось в первый момент. Впрочем, что гадать. Вот сейчас доем эти пирожки, допью приторно сладкое, но остывшее какао и поеду.
Закусив и попрощавшись с литератором, я поехал на конспиративную квартиру. Ровно в девятнадцать ноль-ноль нажал на кнопку звонка, дверь тут же открылась, пропуская меня внутрь. Я вошел в прихожую и увидел хозяина. Он кивнул мне и жестом велел проходить в большую комнату. Фроси видно не было. Наверное — на спецзадании. Я разулся, снял дубленку — а шапку по теплой погоде уже не надевал. Прошел, куда указано. Увидел бутылку армянского коньяка, две рюмки и блюдце с ломтиками лимона.
Видать, разговор и впрямь предстоял серьезный. Я уселся в кресло, а Витек расположился на диване, наполнил рюмки, взял свою и, качнув ею, предложил мне сделать то же самое. Я не возражал. Звякнув хрусталем, мы выпили и закусили лимончиком. Со стороны все выглядело так, что два приятеля собрались бухнуть, ни о чем серьезном не помышляя. Собеседника я не торопил, понимая, что ему нужно собраться с мыслями. Главное, чтобы мысли его меня устраивали.
— Ну в общем смотри, Саша, — заговорил Курбатов. — Чтобы ты вник в суть моего предложения, я должен тебе кое-что раскрыть… Тебе известно, что в Литейске действует одна из самых мощных и хорошо организованных преступных группировок в Союзе, связанная, к тому же, с иностранными разведками. В преступную деятельность этой группировки втянуты многие руководящие работники сферы торговли, общепита, а также — ряда предприятий и организаций города. Причем — все организовано настолько блестяще, что выглядит как обыкновенный блат, кумовство, «ты мне, я тебе». Кое в чем — эта возня прикрыта трудовым энтузиазмом, комсомольским задором и изобретательностью. Я говорю о швейной фабрике, разумеется… Однако сейчас речь не о ней… До недавнего времени мы держали на крючке ряд ключевых фигур этой группировки, а именно — Киреева Сильвестра Индустриевича — капитана милиции из отдела БХСС и Сумарокова Илью Ильича — темного типа, который выступает в роли сборщика податей с дельцов, втянутых в их воровскую схему. Киреев в результате известных тебе событий отпал. Оперативно внедрить в банду человека, который был бы сотрудником правоохранительных органов, мы не можем. Ведь Киреев попал в нее не с нашей помощи, а по инициативе тогдашних главарей банды, которым пришлось долго и тщательно готовить его к той роли, которую он играл в ней. Бывший капитан милиции умудрился ликвидировать одного из главарей — не собственноручно, конечно. Второй сам недавно умер, в колонии. Остался третий…
— Сумароков, — брякнул я.
— Верно! — удивился майор. — Как догадался?
— Вывел методом дедукции.
— Если бы не малопонятная ненависть Киреева к тебе, ему осталось только убрать Сумарокова и возглавить банду самолично. Вот почему он так нам был нужен!
— Что ж вы его и на этот раз не выпустили?
— Выпустили бы, если бы не наша Симочка, — пробурчал Курбатов. — Она дала показания о том, что Эдвин пытался ее изнасиловать.
— Как будто это для вас препятствие…
— Препятствие… Ее папаша знаешь — кто?
— Ну, знаю… — кивнул я. — Тренер по классической борьбе в «Литейщике».
— Не только. Он ветеран Великой Отечественной, участник событий на Малой Земле, сослуживец Брежнева… Оставь мы заявление его дочери без внимания, он бы дошел до Самого!..
— Выходит, это не я посадил Эдвина, а — Симочка.
— Теперь это уже не важно, — сказал Витек. — Киреев из игры выбыл. И скорее всего — получит по совокупности. А это, наверняка, вышка… Теперь банду держит в руках только Сумароков. А это нас категорически не устраивает.