Физрук-7: назад в СССР
Шрифт:
Я покачал головой, и тогда она уселась напротив, выложив нога на ногу. Стало ясно, что под халатом у нее ничего нет, и хозяйка квартиры этого и не скрывала. Что ни говори, а мы, мужики, частенько оказываемся в двусмысленном положении. Баба всегда может отказать в близости, и никто ее за это не осудит, скорее — наоборот, станут считать честной женщиной с принципами. Отказывающий женщине в близости мужчина в любом случае виноват. Как в том анекдоте, если мужик хочет, но не может, то он импотент, а если может, но не хочет — сволочь. Ну я не желаю прослыть ни тем, ни другим. Тем
Допив кофе, я поднялся и подошел к Маринке. Она все поняла, поднялась навстречу, одновременно сбросив халатик, благо для этого нужно было только дернуть за кончик пояска. Надо отдать Михайловой должное, в свои тридцать с хвостиком лет она сохранила прекрасную фигуру. Да и в искусстве физической любви явно преуспела. Советские женщины, которых я успел узнать, в массе своей страстны, но очень умелы. Маринка сочетала в себе и то и другое. Получив свое, мгновенно превратилась из ласковой тигрицы в снежную королеву.
— Иди в душ, — сказала она. — Через пятнадцать минут приедет папа. Вообще-то я должна была привезти тебя к себе минут за пять до его появления, но решила творчески переосмыслить его просьбу.
Хмыкнув, я поднялся, подобрал разбросанную по ковру одежду и отправился в ванную. Хитрая бестия эта Маринка, все рассчитала. Однако она умеет снять напряжение. Голова моя прояснилась, а в теле появилась легкость, которая возникает, когда сбрасывается излишек тестостерона. Вымывшись и высушив волосы феном, я оделся и вышел из ванной, готовый к встрече с полковником КГБ. Тот себя ждать не заставил. Хозяйка только-только сама успела принять душ, когда в дверь раздался звонок. Она пошла открывать. Я остался ждать в гостиной.
— Ну здравствуй, Данилов! — сказал Михайлов, появляясь в комнате.
Он протянул мне руку, я пожал ее. Полковник уселся напротив, с усмешкой осмотрел столик, где все еще стоял кофейник с остатками кофе.
— Доча, принеси-ка нам чего-нибудь нормального. И закусить! — распорядился он.
— Могу только легкую закуску, — отозвалась та.
— Слыхал? — осведомился Евксентий Григорьевич. — Это у себя в управлении я начальник, а среди своих… А! — махнул он рукой.
Он ждал от меня сочувствия, но я молчал. Его дружелюбие ничего не значило. Он вполне может быть добродушным увальнем у себя дома или в гостях у дочери, что одно и тоже, и при этом оставаться волчарой, готовым в любой момент перехватить горло доверчивому барашку. Да только я-то не барашек. Маринка принесла поднос, на котором стояли тарелки с колбасными кружочками, ломтиками сыра и бутербродами с черной и красной икрой. Вынула из встроенного бара бутылку вермута и два хрустальных бокала. Из чего мне стало ясно, что она в разговоре участвовать не будет. Полковник наполнил наши с ним бокалы, поднял свой.
— За встречу! — провозгласил он.
Мы чокнулись. Я отхлебнул и подцепил бутер с черной икрой.
— Что молчишь, Данилов? — спросил Евксентий Григорьевич. — Небось, запугал тебя майор баснями о том, что злой начальник решил избавиться от своего лучшего секретного сотрудника, который умудрился переворошить все местное преступное болото?
— Запугать не запугал, а задуматься заставил, — ответил я.
— О чем же, если не секрет?
— О том, в какую игру меня втягивают.
— И что надумал?
— То же, что и раньше. Я делаю только то, что считаю правильным.
— Понимаю, — кивнул он, — потому и решил с тобой сегодня встретиться.
— Я готов выслушать.
— Сейчас в гнезде расхитителей начнется брожение, — продолжал полковник. — Самые крупные из них ориентируются на тебя, и это хорошо, но есть разная мелочь. Она опасна тем, что хочет стать крупной рыбой и от нее можно ждать всякие подлости. Может, и не стоило бы тебе говорить об этом. В конце концов, с этой мелочевкой мы можем и сами справиться, если бы не одно обстоятельство. Этой хищной рыбешкой явно управляет кто-то, кто в курсе всей операции. Иными словами, человек, имеющий доступ к совершенно секретной информации.
— Короче — один из вас? — уточнил я.
— Не хотелось бы утверждать столь категорично, но… ты прав, сынок.
— И что? — спросил я. — Всемогущий КГБ не может выявить крота в своих рядах?..
— Работа идет, но круг подозреваемых слишком широк. Пока всех отработаем, враг может нанести непоправимый урон.
— Зачем вы мне все это рассказываете?
— Затем, что у меня есть собственный кандидат и затем, что ты единственный, кого он может подпустить к себе достаточно близко.
— Достаточно для чего?
— Для того, чтобы получить решающие доказательства его преступления.
— Тогда, может, сообщите — кто он или хотя бы обрисуете круг подозреваемых?
— А у тебя много знакомых из КГБ?
— Много, — проговорил я. — Особенно — в Москве.
— Москву не трогай.
— Тогда — трое, — сказал я, хотя на самом деле — четверо, но о Третьяковском я, само собой, говорить не стану. — Включая вас, товарищ полковник.
— Верно, — признал Михайлов, — но меня проверят и без твоего участия. Кроме того, ко мне ты близко не подойдешь… Если только, — он покосился на дверь, — не окажешься моим зятем.
— У меня другие планы.
— Знаю, — сказал Евксентий Григорьевич. — На инструктора райкома ВЛКСМ нацелился. Что ж, правильно, девочка она перспективная. Не то, что моя…
Он только рукой махнул.
— Выходит, если вас исключить из списка подозреваемых, то остаются двое, — вернул я разговор в прежнее русло.
— Да. Вот к ним и присмотрись.
— А вы в курсе, что они решили меня спрятать на конспиративной квартире?
— Разумеется. Эту идею я им и подкинул. Не напрямую, конечно.
— Вы считаете, что мне стоит поиграть в эту игру?
— Конечно! — воскликнул Михайлов. — Ведь ты сможешь держать их под присмотром практически круглые сутки!
— С Курбатовым мы и раньше виделись пять дней в неделю. Зудова по его приказу вообще стала моей телохранительницей. Куда уж ближе!
— Все правильно. К этому я и подводил ситуацию.
— Пока что ничего странного я не заметил.
— Кроме того, что майор обещал тебе прикрытие во время последней встречи с Ильей Ильичом, а потом сказал, что все это мои происки.