Физрук-8: назад в СССР
Шрифт:
Может, потому я и заметил фигуры людей, стоящих у одного их телеграфных столбов, вереница которых тянулись вдоль шоссе. Я притормозил, хотя они и не «голосовали». Худой, длинный, одетый во все черное взрослый и двое подростков. Туман сгустился и лицо «черного» словно скрылось в облаке. Да я и не стал его разглядывать, потому что все мое внимание было приковано к подросткам. Это был мальчишка в резиновых сапогах, болониевой куртке и лыжной шапке, такие мы в детстве называли «пидорками», и девочка, тоже — в резиновых сапожках, сером коротком
— Володька, что ты здесь делаешь?! — крикнул я, потому мальчишка оказался моим брательником. — Кто это с тобой? Немедленно иди в машину!
Борисов не тронулся с места.
— Эй, мужик! — обратился я к неизвестному. — Какого хрена ты притащил сюда детей?!
Мужик промолчал. Глухой он что ли?! Я протянул руку, чтобы встряхнуть его за плечо, но пальцы мои прошли сквозь туман, а черная фигура расплылась, будто клуб дыма. Видимо, мне померещилась в утреннем полумраке и никакого мужика не было.
— Володька, бери подружку и марш в машину!
— Ничего страшного, Таня, — как ни в чем не бывало произнес брательник. — Это мой двоюродный брат.
— Не знала, что у тебя есть брат, — в том же спокойно-равнодушном тоне откликнулась соплячка.
— И я не знал, — последовал ответ. — Он недавно объявился.
Они разговаривали так, как будто меня здесь не было. Я почувствовал острое, не педагогическое желание надрать обоим уши.
— Так, детишки, или вы сейчас садитесь в машину добровольно или я вас затолкаю в багажник!
— Мы туда не поместимся, Саша, — снизошел до меня Борисов. — Там лежит канистра, запаска и прочие автомобильные принадлежности.
— Откуда ты это знаешь?
— Посмотри сам.
— Если это не так — надеру уши!
Володька пожал плечами. Я обогнул «Жигули», открыл багажник и в свете зарождающегося утра увидел, что братишка прав. Впрочем, нетрудно догадаться, что обычно валяется в автомобильном багажнике. Володька меня просто дурачит. Когда я поднял голову и захлопнул крышку, никого рядом с машиной уже не было. Сердце у меня ёкнуло, но рванув дверцу на себя, я увидел, что оба ночных гуляки сидят на заднем сиденье.
— Ну и что вы здесь делали? — спросил я, трогаясь с места. — Мало подходящее место для прогулок, а тем более — время. Через пару часов в школу.
— Мы разговаривали, — ответил братишка.
— Нашли место. Вы что, дома не могли пообщаться?
— С тонким человеком можно разговаривать только здесь и только, когда туман, — ответила Таня.
— С каким еще тонким человеком? — спросил я, чувствуя, как холодеет внутри.
Образ расплывающейся туманным клубком фигуры все еще стоял у меня перед глазами.
— Он учитель…
— Из какой школы?
— Не из школы, он учит видеть и понимать.
— Что видеть и что понимать?
— Всё.
Эта странная девочка с каждой минутой раздражала меня все сильнее. Как она разговаривает, соплячка!
— Если можно, остановите здесь, пожалуйста! — попросила Таня.
Я оглянулся. Вокруг по-прежнему была заболоченная пустошь, накрытая туманной пеленой — ни каких признаков жилья, ни даже поворота на второстепенную дорогу, которая бы вела к нему.
— Почему — здесь? — спросил я. — Скажи, где ты живешь? Я подброшу прямо к дому.
— Останови, Саша! — попросил Володька.
— Черт с вами!
Притормозив, я дождался, когда Таня выберется из салона. Оказавшись снаружи, девочка, не разбирая дороги, сошла с обочины и растворилась в тумане. Я не спешил ехать дальше — вдруг одумается — но время шло, а странная Таня не появлялась. Я вдавил педаль газа.
— Куда она пошла? — спросил я у брательника. — И вообще, откуда она?
— Из предыдущей группы, — ответил он.
— Из какой — предыдущей?
— Ну-у… наша пацанская, а до нас была девчачья…
— Была… — пробормотал я. — А куда подевалась?
— Они в этом… в интернате живут.
— Ага, и Таня эта, значит, в свой интернат возвращается сейчас?
— Она уже там.
— Понятно… А я уже было черте что подумал…
Вот, значит, как… Выходит, существует еще группа нагуалей-девочек… И почему мне никто об этом не сказал?.. Ну ладно, гражданка Шульц-Эглите, она в общем и не обязана раскрывать мне все детали проекта, но ведь и Граф промолчал, с которым мы сейчас вроде как партнеры. Или он не знает об этой группе? И почему девчата живут в интернате? Они что, все сироты?.. Или их взяли и изолировали? Сделали то, чего я как раз опасался… Правда, не очень-то изолировали, если тринадцатилетняя девочка запросто разгуливает по ночам.
— И все же я не понял, как ты-то оказался за городом? — спросил я. — И кто этот ваш тонкий человек… А, Володька, чего молчишь?..
Я посмотрел в зеркало заднего вида. Брательник спал, развалившись на заднем сиденье. Ладно, отложим расспросы на потом. Сквозь туман показались огни города. Литейск потихоньку просыпался, чтобы погрузиться в повседневные дела. Катили по улицам грузовики, развозившие по магазинам свежий хлеб и молоко. Сыпали искрами с токоснимателей первые трамваи, еще почти пустые. Разрывали утреннюю тишину сирены скорой помощи — кто-то почувствовал себя плохо на рассвете.
Повернув во двор кооперативного дома, где жили Константиновы, Борисовы и Воротниковы, я притормозил, чтобы выпустить выезжающую «Волгу», обернулся, чтобы разбудить Володьку, но увидел, что на заднем сиденье никого нет. Удрал, стервец! Ну ладно, надеюсь, сеструха ему всыплет по первое число, чтобы не шлялся по ночам. Надо возвращаться домой, хотя бы кофейку выпить. День-то будет длинный. Сначала, занятия в школе, потом — свидание с Виленой, а еще я обещал заглянуть к Рунге, поделиться с Эммой Францевной своими грандиозными замыслами. А вот секцию сегодня придется отменить.