Физрук: назад в СССР
Шрифт:
Дамочка еще больше сморщилась, добавляя к своему и так не молодому возрасту образ засохшего изюма. Что она ко мне прицепилась? Ну, точно, Шапокляк, того и гляди из рукава Лариска выскочит.
Народ зароптал, загудел.
— Тише, товарищи, — зашевелил черными кустами усов директор. — Александр Сергеевич — молодой специалист, закончил институт с дипломом с отличием. Поступил в нашу школу работать по распределению. Просто сейчас он немного не в себе. Шутка ли, упасть со стула и головой, то есть, затылком приложиться.
— Меньше качаться надо было на стуле этом, — прошипела «Шапокляк»,
Вот стерва… И почему они называют меня Александр Сергеевич? Ведь я не Пушкин, я…
Ё-моё! Самолет на Бали! Я же наверняка уже опаздываю. А чемодан мой где с деньгами?
Я привычно потряс рукой и глянул на запястье, но вместо стильной синевы и приятной тяжести швейцарских «Breitling» на меня смотрела пучеглазая «Слава» на ремешке из невзрачной кожи дохлого крота.
Но не это было самым странным… Черт бы с ними, с часами, но ведь… Моя рука… Ёпрст! Кожа и пальцы без пучков «шерсти». Гладкие, отливают медью загара. Я будто помолодел лет на… Не может быть! Да ну нафиг!
Я встал и, не обращая внимания на присутствующих, подошел к зеркалу.
Оттуда на меня смотрел парень чуть за двадцать в нелепом трикотажном спортивном костюме и со свистком на груди. Я потрогал нос, потер виски, высунул язык — отражение все выкрутасы за мной исправно повторило, и парень никуда не исчез.
Не понял… Это что? Это кто? Это я? Мать меня за ногу! Как такое вообще возможно?
А-а… Я все понял! Голая сучка прострелила мне башку, и сейчас я смотрю «мультики» в какой-нибудь реанимации под сильнодействующими препаратами. Эк меня вштырило, однако. Лан, прорвемся. Самое главное, что живой. Ведь покойникам сны не снятся. Да? Надеюсь, выкарабкаюсь, и до меня в больничке не успеют добраться люди Саида.
— Александр Сергеевич! — по спине резанул голос «Шапокляк», будто хлыстом. — Что вы себе позволяете? — У нас вообще-то совещание!
— Да ему нехорошо, — вступился чей-то мужской голос. — Вон как кривляется.
Хм-м… Они мне будут что-то запрещать? Почему вообще персонажи из моего сна выглядят, как настоящие? Вот интересно — а если этой Шапокляк вдарить? Мой кулак провалится в никуда, как и положено во сне? Или что?
Ну, нет. Женщин я не бью, даже в коме и даже таких мерзких. Но любопытство раздирало, уж слишком реалистичными были люди-глюки. Еще и этот плакат-календарь на стене бесит, с символикой давно прошедшей Олимпиады-80. И год на календаре значится 1980-й. В интересную локацию меня занесло. Или это все-таки какой-то розыгрыш? Щас проверим…
Я подошел к приставному столу и протянул руку, чтобы потрогать сидящего там мужика комплекции Винни-пуха.
Он отстранился, на его груди испуганно забряцали какие-то советские значки.
— Да, не боись, пухлый, я только кое-что проверю! — я настойчиво потянулся к возрастному мужику и попытался схватить его за брылю.
Сейчас мои пальцы провалятся, и я окончательно пойму, что это все сон.
Хоп! Пальцы ухватили лоснящуюся щеку толстяка.
— Ой! — дернулся «Винни-пух» и вскочил с места.
«Твою мать! Он настоящий!» — прострелила мозг кошмарная мысль.
— П-простите! Не надо меня трогать, — пролепетал толстяк, раздувая
За свою жизнь я привык анализировать и делать выводы. Свел дебет с крЕдитом и пришел к такому неутешительному заключению — похоже, что я занял чье-то молодое тельце, и сейчас, мать его, 1980 год! Как такое возможно? Да пофиг как, потом с этим разберусь, главное сейчас понять — кто новый я.
Судя по одеянию и свистку на веревочке — я учитель физкультуры. За окном тополя еще зеленые, и солнышко пригревает, значит, месяц — не позднее сентября. Тот усатый — директор школы, а Шапокляк, скорее всего, завуч. Трусливый Винни-пух — историк какой-нибудь. Как я догадался? Очень просто. Цацки советские нацепил, взгляд такой заумный. Да, вон и учебник «Истории» у него в руках мусолится.
Остальные тоже, похоже, учителя. Это что получается? Мне теперь уроки вести надо? Или нет? А ну как завтра явится ко мне ангел и скажет, что, мол, ошибочка, гражданин Данилов, вышла, переезжайте, уважаемый, в другое тело. Мертвое, которое на днях хоронить будут. К тому же в закрытом гробу.
Бр-р… Плечи мои передернулись. Нет уж! Александр Сергеевич, так Александр Сергеевич! Лучше бедным, но молодым, чем богатым и мертвым. Да еще и пожилым. Только сейчас я обратил внимание, что поясницу не тянет, и колени не скрипят. Тельце мне досталось неплохое. Да и ростом повыше среднего, надо будет сходить в уборную и дальше самобследование провести. Надеюсь, что там, поюжнее, тоже все в полном порядке. Иначе зачем судьба сделала меня молодым? Ну не детей же учить, в самом деле?
— Сядьте, Александр Сергеевич! — зыркнул на меня директор.
— Да, да, конечно, — я вернулся на свое место.
Взгляд мой остановился на статной блондинке напротив, даже скромная блузка и юбка-карандаш не могли скрыть ее интересных и совсем не учительских форм. Тоже преподаватель? Слишком красивая и глупая, но всякое бывает.
Я сидел и размышлял, краем уха слушал, как Пал Палыч (так звали директора) давал наставления перед началом учебного года. Дескать, второгодников подтянуть и не плодить их ряды, дежурства по уборке классов организовать с первого учебного дня, стенгазету от каждой параллели выпустить ко дню знаний. Степанова не ругать и к директору не водить, у него отца недавно председателем исполкома назначили.
— Александр Сергеевич, — выдернул меня из думок голос директора. — Вы мячи закупили?
Что ответить? Признаться, что я не я, и хата не моя? Нет, конечно. Мигом упекут «куда надо» со словами «и тебя вылечат». А хотя нет… Лечить не будут, время сейчас такое, что «контора» не дремлет. Не хватало мне еще попасть в поле зрения людей в серых костюмах. Как там они говорили? Здравствуйте, пройдемте с нами, пожалуйста. Ни тебе званий, ни фамилий, просто корочками сверкнут мельком, этого достаточно, чтобы загипнотизировать любого советского человека.