Физрук: назад в СССР
Шрифт:
Хм… Вот так сразу? Знакомство с родителями?..
Глава 12
Тигра не соврала. Идти и впрямь оказалось недалеко. Если не считать, что сначала пришлось ехать. Мы были возле остановки, когда к ней подкатил трамвай. Математичка вдруг как сиганет на подножку, а я, машинально, за ней. Через пять — всего-то! — остановок мы сошли и я увидел тот самый комиссионный, где вчера купил «Десну». Я ведь совсем забыл, что с Рудиком на после работы договорился! Извинился перед математичкой, попросил ее подождать, заскочил в магазин.
Торгаш уже весь был на нервах. Еще бы — до закрытия оставалось минуты три. Он выложил передо мною четыре кассеты, а я — бабки. Он пересчитал их и вопросительно на меня уставился.
— Что? — спрашиваю. — Мало?.. Как договорились — по пятере. Я тебе два червонца отслюнил.
— Вы обещали мне вернуть ту кассету, с группой «АББА», которую я вам вчера дал.
— А ну извини, друг, забыл!.. Вот, держи еще пятеру, и в расчете!
— Какую еще пятеру?! — забубнил он. — Вы обещали вернуть…
Я аккуратно взял его за воротник халата и легонько встряхнул, так что у Рудика зубы лязгнули.
— Не будь крохобором, спекулянт! — сказал я. — По тебе ОБЭП давно плачет…
— Кто-кто?.. — переспросил он.
И я понял, что не то сказал. Какой, на хрен, отдел по борьбе с экономическими преступлениями! 1980 на дворе! Поставил память на перемотку. Так-с… Милиция сейчас относится к горисполкому, не самостоятельный орган, а подразделение, которое занимается преступлениями посягающими на социалистическую собственность называется…
— Я хотел сказать — ОБэХаэСэС!
По глазам было видно, что Рудик струхнул.
— Да я, что?.. — шумно сглотнув, заюлил он. — Я — ничего… Я себе еще перепишу… Благо двухкассетник имеется. Заходите к нам почаще…
На том мы и распрощались. Увидев аудиокассеты в моих руках, Тигра спросила, вдруг перейдя на «ты»:
— Музычкой увлекаешься?
— Есть немного, — ответил я. — А ты — нет?
— Ну почему… Чайковский, Рахманинов, Шуберт…
— Это — в косухе-то и бандане?
— А ты откуда такие слова знаешь?
И в самом деле — откуда? Не, ну я-то понятно — откуда, а вот — Санек? Пришлось импровизировать, выуживая из памяти те крохи, которые в ней застряли касательно советских неформалов.
— Ну как же… — принялся перечислять я все, что приходило в голову: — «Дети Солнца», ксива, вписка, хайратник, Керуак, Сэлинджер, Барроуз…
— Ты читал Барроуза и Керуака? — быстро спросила она.
— Слыхал, — не стал врать я.
— Если ты провокатор, то хреновый, — вынесла она вердикт.
— Чей провокатор?
— Сам знаешь — чей… — хмыкнула она и добавила: — Впрочем, ужина этот факт не отменяет.
— С твоим внешним видом и провокатора не нужно, — пробурчал я. — Как тебя вообще в школу в косухе пускают?
— Ладно-ладно-ладно! — рассмеялась она. — Я пошутила!.. Знаю я провокаторов… Они косят под хиппи, лезут на вписки и вообще — всячески корчат из себя своих в доску… А ты — обычный серый комсомолец из стройотряда…
— По-моему ты перебарщиваешь со своей прямолинейностью… — сказал я, а про себя подумал, что «серый» — самое-то сейчас для меня, подходящий имидж, который так трудно удерживать прожженному делюге.
— Привыкай! — улыбнулась математичка.
Я пожал плечами — дескать, зачем мне привыкать? Мы как раз вошли в обыкновенный подъезд обычной пятиэтажки. Вот к чему я точно начал привыкать, так это к отсутствию домофонов… Да и сами двери зачастую не закрываются. Но на лестничной клетке ни тухлятиной, ни прочей мочой не пахло. На окнах цветочки. Стены не изрисованы, если не считать одной «невинной» надписи мелом, выведенной детсковато-округлым почерком: «Вожатая дура!».
— Вот мы и пришли! — сказала училка, нажимая на вросшую в слои краски кнопку звонка на втором этаже.
Я невольно приосанился и одернул куртку, словно пришел знакомиться с родителями невесты. Щелкнул открываемый замок. Обитая черным кожзамом дверь распахнулась. Появилась полная женщина в цветастом халате и платке, надетом поверх бигудей.
— Добрый вечер! — поздоровался я, покуда она меня с интересом разглядывала. — Александр Сергеевич.
— Добрый! — отозвалась она. — Глафира Семеновна.
— Мама, покормишь нас с коллегой? — спросила Тигра, когда мадам посторонилась, пропуская нас.
— Да. Разумеется, — сказала та. — Дождемся только отца. Вечно он на работе торчит.
— Пойдем пока ко мне, — распорядилась математичка.
Скинув башмаки, я повесил куртку на крючок вешалки и прошел в комнату неформалки Тигры. Я думал тут будут все стены обклеены постерами с Элвисом Пресли и Джимом Моррисоном. Громадный бобинник с катушками, диаметром с мою голову. Винил — с забугорными шлягерами. Иконы на стенах, вперемешку с репродукциями картин Рене Магрита и Сальвадора Дали. Ящики стола, набитые самиздатом с «Архипелагом ГУЛАГом» Солженицына и «Чайкой по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха.
Насчет ящиков ничему не могу сказать, вот все остальное — ровно наоборот. Никаких Пресли, Моррисонов и Дали. Календарь с олимпийской символикой, какие-то пейзажики в рамочках. Вместо бобинника — проигрыватель, на прозрачной прямоугольной крышке которого лежали пластинки. Судя по скромному оформлению того, что лежало сверху — действительно с классикой. Еще имел место — книжный шкаф. Строгие позолоченные корешки с надписями не только на русском языке. А те, что на русском — Толстой, Чехов, Достоевский.