Физтеховцы. Жизнь в Лесном
Шрифт:
Сосновка, ограниченная с востока карьером и Зеленой улицей, с юга Старопарголовским проспектом, с запада Поклонной горой и Выборгским шоссе в северном направлении упиралась в болото. Из этого болота вытекает Муринский ручей. На этом болоте мы даже зимой собирали клюкву. Там бегали зайцы, и там я впервые увидел живую лису. За болотом дальше не было ничего. Поля, канавы и плохие не асфальтированные дороги, по которым даже на велосипеде ездить было не очень хорошо. Теперь все это пространство уже город. Ездят трамваи, в домах живут люди, в магазинах продаются продукты и замечательные шубы. А тогда, ничего похожего не было. Сту денты Политехника строили на Муринском ручье плотину, как строили и стадион около Политехнического и занимались военной подготовкой. Во дворе Первого корпуса за загородкой стоял танк Т-34 и какие-то еще машины, на которых обучались военному делу студенты. От Литейного корпуса Политеха железная дорога уходила
Неохраняемых складов, свалок и всего такого прочего кругом было много. Один из самых интересных складов или хранилищ был около станции Кушелевка. Там был совершенно для детей удивительный склад «барахла». Там валялись отходы производства. Железо для трансформаторов, остатки перфорированных прессовок, какие-то ненужные узлы и устройства. В большом числе были представлены на этом складе или свалке большие окрашенные в красную краску «приборы» в которые через люк можно было влезть. Там было огромное число неизвестных устройств и каких-то приспособлений. Как я позже узнал, это были корпуса подводных мин, устанавливавшиеся фашистскими бандитами на территории Балтийского моря.
На свалке можно было «свернуть» многое. Я сумел отвинтить красный ящик, кто мне в этом помогал или наставлял, я уже не помню, но это был немецкий часовой механизм. Спустя какое-то количество лет я использовал этот механизм, чтобы в шесть часов утра включать радио в школе.
Въезд и проход на территорию института со стороны дороги в Сосновку, через металлические ворота, шел вдоль длинного фасада главного корпуса через площадку с круговым движением, мимо двухэтажного химического корпуса. На площади с круговым движением, напротив величавого главного входа в главное здание Политехнического института стоял памятник Ленину, который не так уж давно снесли. Территория Политехнического городка с парком была огорожена изящной оградой. По углам территории были поставлены будочки для сторожей. Отделаны сверху эти будочки крышами, по форме такими же, как крыша водонапорной башни.
Со стороны Академии связи Политех был огорожен деревянным забором, который шел по не существующему ныне Собачьему переулку. Там вдоль первого и второго корпусов стояли фонари, освещавшие склады или свалку Политехнического.
Вернусь к домам на Ольгинской улице. Все квартиры и комнаты предоставлялись сотрудникам физтеха, возвращавшимся в Ленинград из эвакуации или не имевшим жилья в Ленинграде. В нашем доме была квартира Льва Андреевича Арцимовича, который вскоре переехал в Москву, а в его квартире осталась сестра – Вера Андреевна Арцимович со своей старшей дочерью Олей и сыном, моим одногодком Юркой Лебедевым-Шмидтгофом. Вера Андреевна очень интересная женщина, работала на студии «Ленфильм». Оля Арцимович была очень красивой, эффектной девушкой и многие местные мальчишки были в нее влюблены. Влюблен в нее был и мой братец Шурик, но как оказалось потом без взаимности, хотя свою красивую фотографию она ему подарила.
Но все это было позже. Пока же мы поселились в квартире на Ольгинской.
Свои первые шаги по Ленинградской земле я делал во дворе этих, до сих пор стоящих домов. Еще до войны маму по причине сокращения штатов уволили из Физтеха. С тех пор она не работала. Считалась домохозяйкой и занималась детьми (трое). С детьми особенно не возились, и меня выпускали одного гулять во двор, строго настрого запрещая уходить со двора. Во дворе гуляло много детей разного возраста и, наверное, старшим предписывалось присматривать за маленькими.
Интересы послевоенных мальчишек, кроме множества игр, лежали в игре в войну. Дети в послевоенном Ленинграде искали разбросанное вокруг города оружие: пистолеты, винтовки, автоматы, патроны, пилотки. Мальчишки постарше отправлялись загород и частенько находили боевую технику, вплоть до гранат, мин и пулеметов. Услышать стрельбу из пистолета или винтовки можно было нередко.
Прожив на Ольгинской некоторое время, мы переехали в огромную квартиру на Приютской улице, дом № 1/4 в квартиру № 18. Трехэтажное здание, по архитектуре созвучное со зданием Политехнического института, на другой стороне дороги в Лесное располагалось перпендикулярно к фасаду Главного здания Политехнического корпуса. Главный фасад этого трехэтажного корпуса был параллелен Приютской улице. Две трети этого корпуса, который в то время назывался корпусом № 2, занимали лаборатории, а вторая половина была перестроена в квартиры для сотрудников института. Эти квартиры, коммунальные и не коммунальные, занимали заведующие лабораториями, и многие другие нужные институту сотрудники. Территория этого здания была ограничена высоким забором, увенчанным колючей проволокой, и оснащенным сигнализацией. Въезд во двор осуществлялся через ворота, у которых стояла будка для караула. Вход на территорию осуществлялся строго по пропускам. Кроме того, во дворе располагалось небольшое, квадратное четырехэтажное здание, в котором также были оборудованы квартиры для сотрудников института. К этому дому примыкало одноэтажное строение. Здесь находились два бокса для пожарных машин и соответствующий пожарный расчет, который вскоре исчез, а на месте гаража была создана маленькая механическая мастерская. Страшным было известие, что токарь в мастерской погиб, потому что сорвался патрон. Я был тогда еще очень маленьким и не знал, что патрон на токарном станке – это устройство для закрепления деталей, а не устройство для стрельбы. В этом же одноэтажном корпусе были помещения для проживания охраны – общежитие. Они были офицерами. Задача их состояла в том, чтобы охранять Физтех от зарубежных разведчиков. Это были молодые и очень симпатичные люди. Мы, мальчишки, относились к ним очень хорошо. У конца одноэтажной пристройки был маленький бокс, в котором был тир. Они давали и нам пострелять из пистолета ТТ. В центре двора стояло небольшое сооружение с куполом. Потом я узнал, что это было хранилище для огнеопасных жидкостей.
Вдоль забора в сторону Сосновки были построены дровяные сараи и деревянная горка для детей. Вся свободная территория использовалась под складирование различных материалов, приборов, механизмов. Здесь был складирован прокат, стояли катушки с электрическими кабелями, лежали рулоны рубероида. Под навесом хранились доски, бочки с негашеной известью. Там же была яма для гашения извести. Помню, что там же во дворе стояли два американских «кунга» со склеенными окнами.
Для персонала, обслуживавшего институт, во дворе был сооружен флигель с двумя подъездами. Это был одноэтажный дом из щитов – «финский дом».
В здании второго павильона было четыре подъезда. Парадное выходило на Приютскую улицу. Cпециально допущенные сотрудники, через спецохрану проходили в лаборатории павильона. На другой стороне здания тоже были двери во внутренний, также огороженный двор.
Двор не был мощен или асфальтирован. За исключением зимнего периода и летней погоды во дворе всегда были лужи. Для того, чтобы дойти до подъезда были сделаны деревянные тротуары и можно было не месить грязь, хотя в дождь и в мороз деревянный тротуар становился очень скользким. В квартирах в этом внутреннем дворе жили сотрудники института. Мы жили на третьем этаже. По сравнению со всем, что мне в своей короткой жизни пришлось увидеть, эта огромная квартира, которую выделили отцу, казалась мне невероятной. В квартире было четыре комнаты. Две – большие, 35 и 40 квадратных метров, комната в 20 метров и комната 16 метров, темный чулан, кухня, ванная и уборная. Длиннющий коридор, прихожая и очень высокие потолки. Думаю, что высота потолка достигала пяти метров. Окна были очень большими, с круглыми арками и широкими подоконниками. Папа, мама и я занимали тридцати пятиметровую комнату. Я спал в этой комнате до двенадцати лет. Старший брат занимал двадцатиметровую комнату, средний брат спал в столовой, где принимали гостей, а бабушка занимала самую маленькую комнату.
В соседней квартире жил Лев Ильич Русинов с супругой, а напротив жили Конторовы. Этажом ниже проживало семейство Алхазовых: Дмитрий Георгиевич Алхазов, заведующий циклотронной лабораторией, его супруга Вера Ильинична, (дочка академика Гребенщикова) с дочерью и сыном.
В следующем подъезде этого корпуса жили Дунаевы и Александровы. А в соседнем маленьком корпусе жили другие заведующие лабораториями.
В другом флигеле получили площадь семья Бориса Александровича Мамырина. Супруга – Мария Иосифовна и единственный сын – Шурик. По той же лестнице проживал Серафим Николаевич Журков с супругой – Софией Яковлевной и сыном Игорем. Там же жили Стародубцевы, Кувшинские и Нина Александровна Горюнова с сыном.
В нашей квартире довольно часто по праздникам собирались сослуживцы отца. Тогда я впервые увидел и услышал аккордеон. На нем играл Константин Васильевич Донской.
В гости к нам часто приходила тетя Маруся – Мария Павловна Константинова. Очень часто бывал Александр Васильевич Степанов, появлявшийся в мятом костюме, стоптанных башмаках, но всегда с бутылкой шампанского и тортом. Он мне очень нравился, и я старался посидеть у него на коленях. Частым гостем был Весновский с огромным слуховым аппаратом, размером с чемоданчик. Я очень радовался, когда приходил Николай Васильевич Никольский. Позже он был заведующим лабораторией общей физики в Политехническом институте. Когда много позже я поступил в Политех, то учился у него. Из друзей отца к нам часто приезжали Римские-Корсаковы: Андрей Владимирович (внук композитора) и его супруга Светлана Владимировна. Приходили и многие другие. На Приютской проживал и Дыньков с семьей – начальник механической мастерской.