Флаг миноносца
Шрифт:
Зенитно-противотанковые орудия тоже стали на место. Последней тронулась со стоянки машина Сомина.
Когда раздался сигнал тревоги, Сомина словно подбросило на пружинной койке. Каждую ночь он ждал этого сигнала, ждал и боялся, что не успеет собраться, что растеряется, не сможет своевременно вывести орудие в колонну. Так оно и получилось. Пока Сомин наспех натягивал сапоги, фланелевку, ватник, его бойцы уже побежали во двор, одетые кое-как. «Преподобный» Лавриненко додумался захватить с собой волосяной матрац. Писарчук последовал его примеру и потащил
С трудом натянув шинель на ватник, Сомин выбежал во двор. Зенитчики уже взобрались на машину. Вещевые мешки, котелки, матрацы лежали навалом на платформе орудия.
— Заводи машину! — крикнул Сомин, но водителя не было. Сомин кинулся обратно в кубрик. Шофёр спал на своей койке. Лицо его было иссиня-красным, на руке, безжизненно опущенной до пола, надулись жилы. На соседней койке лежал Куркин — тоже багровый, тяжело отдувающийся во сне. Сомин тряс изо всех сил того и другого, но безуспешно.
«Перепились!» — решил Сомин. — В ярости он стащил Куркина с койки на пол. Тот тяжело плюхнулся на спину и раскинул руки. А во дворе уже ревели десятки моторов. Сомин снова побежал к своей машине. В растерянности он даже не заметил, что машина уже заведена. Из кабины выскочил лейтенант Земсков:
— Где водитель?
Сомин безнадёжно махнул рукавицей в сторону казармы:
— Лежит без сознания.
Полуторка разведчиков уже вышла за ворота. За ней скользнула голубая «эмка» командира дивизиона. Тронулись боевые машины. Лейтенант крикнул Сомину:
— Сейчас пришлю водителя. Приводите орудие к бою.
— К бою! — закричал Сомин срывающимся голосом.
Борта откинулись, но платформа орудия не поворачивалась.
— Вещи мешают, — сказал Белкин, — товарищ серкант, прикажите выкинуть из машины барахло.
Снова Белкин помог Сомину. Конечно, веши! Сомин ухватился за матрац, но Лавриненко не выпускал его из рук.
— Брось, говорят тебе!
Полосатый матрац полетел в снег. Второй матрац выбросил Белкин. Вещмешки положили на место, и платформа легко повернулась. Колонна дивизиона уже вышла за ворота, когда прибежал водитель, посланный Земсковым. Это был старый дружок Сомина Ваня Гришин.
С погашенными фарами машины морского дивизиона шли по заснеженным улицам, мимо сугробов, замёрзших окон и обледенелых противотанковых ежей. У Крымского моста остановились. Орудие Сомина развернулось здесь для отражения воздушного налёта, а дивизион ушёл через мост. Ждали долго. Замёрзшие артиллеристы топтались вокруг машины. Когда рассвело, Сомин увидел, что под продольными балками моста подвешены деревянные ящики. Очевидно, мост был подготовлен к взрыву.
Каким весёлым и праздничным казался всегда этот мост. Через него шла дорога в Парк культуры имени Горького. Сколько раз вместе с Маринкой они проходили здесь! «Посмотрела бы она сейчас на меня. Толстый ватник, шинель, белый маскхалат, огромные валенки. Хорош!»
В своём громоздком снаряжении зенитчики едва двигались. Пояс тяжело оттягивали гранаты, подсумки и штык в ножнах. На боку висел противогаз, через плечо — карабин, на шее — бинокль. Все это связывало движения, болталось, цеплялось за выступающие части орудия. Чтобы взять в руки карабин, нужно было раньше снять каску, надетую на шерстяной подшлемник, оставляющий открытыми только глаза. Спереди подшлемник превратился в ледяную маску, к тому же он плотно закрывал уши. Не удивительно, что бойцы не слышали друг друга. В этом снаряжении, словно специально придуманном для того, чтобы неудобно было работать на орудии, каждое движение требовало усилий.
— Вот зараза! — ворчал «преподобный» Лавриненко. — Даже до ветру сходить невозможно!
Но все это было ещё ничего. Сомин решил попробовать, смогут ли его бойцы открыть огонь. Сорвав обледенелый подшлемник, он скомандовал:
— К бою! — и, указав рукой направление цели, начал, как на тренировке, выкрикивать данные:
— Дистанция двадцать! Скорость восемьдесят! Курс…
Наводчики изо всех сил налегли на штурвалы, но орудие не проворачивалось. Сомин в сердцах сбросил с себя карабин и противогаз. С трудом взобравшись на машину, он пытался сам повернуть орудие, но тщетно.
— Опять ваши мешки мешают! — закричал он. Но все мешки были аккуратно сложены сзади.
— Смазка загустела, замёрзла совсем, товарищ сержант, — тихо сказал Белкин.
Через мост промчалась в обратном направлении машина разведки. Валерка Косотруб крикнул, перегибаясь через борт:
— Эй, на шаланде! Усы не обморозили?
Замёрзшие зенитчики не отвечали на шутку. «Этому черту — Валерке — хоть бы что, — подумал Сомин, — мороз его не берет и снаряжение не мешает».
Вслед за полуторкой разведки шли боевые машины. На крыле одной из них стоял лейтенант Земсков. Спрыгнув на ходу, он приказал Сомину:
— Следовать за колонной.
Через полчаса дивизион был уже в казармах. В кабинете командира части шёл разбор учебной тревоги, а в столовой дневальные не поспевали разносить миски со щами и жирной бараниной.
Только теперь Сомин узнал, что произошло с шофёром и Куркиным. В санчасти установили, что они напились антифриза. Шофёр скончался к утру, а Куркина едва откачали. Вероятно, он поглотил меньшее количество этой жидкости.
— Отличились, Сомин! — сказал комиссар. — Кто должен следить за вашими бойцами? Вы понимаете, что не выполнили боевого задания? Что за это полагается?
— Трибунал, — мрачно ответил Сомин.
Рядом стоял лейтенант Земсков. Разговор с комиссаром был у него несколькими минутами раньше. Это видно было по лицу лейтенанта. Когда командир батареи и сержант вышли от комиссара, Земсков не сказал Сомину ни слова. Он пришёл в офицерское общежитие и, как был в шинели, с биноклем и пистолетом, лёг на свою койку. «Не доглядел!..»
А Сомин, забравшись под одеяло, не думал ни о чем. Мысли оцепенели. Потом, уже в полусне, отогревшись, он приподнялся на койке и тихо сказал, глядя на своих спящих подчинённых: