Флаги на башнях
Шрифт:
— Однако глупости побоку. Едем, товарищ Воробьев, а то плакали наши наряды.
Продолжение этого разговора произошло через неделю. Был выходной день. Вся колония культпоходом ходила на «Гибель эскадры». Возвратились к позднему обеду, часов в пять вечера. Колонистам очень понравилась пьеса, а кроме того, вообще было приятно промаршировать через город со знаменем, с оркестром, в белых костюмах. И Захаров возвратился повеселевшим, и Надежда Васильевна смеялась и шутила, как девочка, — в общем, вышел прекрасный выходной день. Когда
— Ваня, голубчик, иди сюда, — позвал Воробьев.
Ваня остановился:
— А тебе чего? Наверное, Ванду позвать?
— Ванюша, дорогой, позови Ванду!
— А покатаешь?
— Ну а как же, Ваня!
— Есть, позвать Ванду!
— Да чего ты кричишь?
— Товарищ Воробьев, все равно все знают. Я позову, позову, не бойся!
Ваня полетел вверх по лестнице, а Петр Воробьев остался рассматривать цветники. Ванда выбежала в белом платье, румяная, красивая, все как полагается. Воробьев зашептал трагическим голосом:
— Ванда, знаешь что?
Оказалось, впрочем, что несмотря на свою красоту, Ванда тоже страдает:
— У меня в голове такое делается! Ничего не знаю! Уже все хлопцы догадываются. Прямо не знаю, куда и прятаться.
Воробьев сложил руки вместе и приложил их к груди:
— Ванда, едем сейчас ко мне!
— Как это так?
— Прямо ко мне домой!
— Да что ты, Петр!
— Внда! А завтра в загс, запишемся, и все будет хорошо!
— А здесь как же? А завод?
— Ванда. Разве ж Захаров тебя бросит или что? Едем!
— Ой! А ребята как?
— Да… черт… никак! Просто едем! Честное слово, хорошо. Мне ребята и посоветовали.
— Ну!
— Это… честное слово.
— Да они же прибегут за мной!
— Куда там они прибегут! Они даже не знают, где я живу. Едем!
— Вот… как же это? А я в белом платье!
— Ванда. Самый раз. На свадьбу всегда в белом полагается. И мать будет рада, она уже все знает…
Ванда приложила к горячей щеке дрожащие пальцы:
— А знаешь, Петя, верно! Ой, какой ты у меня молодец!
— Чудачка! Ведь шофер первой категории!
— А увидят?
— Вандочка! Ты же понимаешь, на машине, кто там увидит?
— Сейчас ехать?
— Сейчас!
— Ой!
— Ну, скорей, вон машина стоит, садись и…
— Подожди минуточку, я возьму белье и там еще что…
— Так я буду ожидать. А ты им записочку оставь. Все-таки знаешь… ребята хорошие.
— Записочку!
— Ну да. Они, как там ни говори, а смотри, какую красавицу сделали. Напиши так, знаешь:
— Напишу.
Ванда убежала в здание, а Воробьев остался в цветнике, и его томление распределилось теперь между несколькими пунктами: между Вандой, которую нужно ожидать, между полуторкой, которая сама ожидала их, и между Зырянским, которого ожидать не следовало, но который всегда мог появиться в самую ответственную минуту.
В это время очень близко, в вестибюле, молодой инженер Иван Семенович Комаров находился также в положении ожидающего. Во всяком случае Зырянский, выглянувший из столовой задал такой вопрос:
— Вы кого-нибудь здесь ожидаете? Или позвать можно?
Инженер Комаров ответил в том смысле, что он никого не ожидает и звать никого не нужно, но в словах Зырянского он почувствовал совершенно излишнюю откровенность и грустно отвернулся к открытым дерям. В двери было видно, как шофер Воробьев наслаждается цветником, но инженер Комаров не обратил на него внимания. Зато Алеша Зырянский увидел и шофера Воробьева, и лицо Ванды, вдруг мелькнувшее на верхней площадке лестницы и немедленно исчезнувшее. И Алеша Зырянский сказал возмущенным голосом:
— О! Влюбленные уже забегали! Никакого спасения!
Инженер Комаров густо покраснел и все-таки нашел в себе силы обратиться к Зырянскому с холодным вопросом:
— Товарищ колонист! Я вас не понимаю!
Занятый своми наблюдениями, Зырянский ответил с некоторой досадой:
— Влюбленные! Что ж тут непонятного!
Комаров почувствовал незначительный озноб от простоты Алешиного обьяснения, но Алеша и дальше обьяснил:
— Если им волю дать, этим влюбленным, жить нельзя будет. Их обязательно ловить нужно.
Трудно предсказать, чем мог окончиться этот разговор, если бы не вошла в вестибюль Надежда Васильевна. Она тоже разрумянилась в походе и тоже была в белом платье, все как полагается.
— Алеша все влюбленных преследует. Если вы влюбитесь, Иван Семенович, старайтесь Алеше на глаза не попадаться. Заест.
Зырянский смущенно улыбнулся и сказал, уходя в столовую:
— Влюбляйтесь, не бойтсь.
— Я вас ожидаю, — сказал Комаров.
Надежда Васильевна села на диванчик и подняла к инженеру лукавое лицо. — А для чего я вам нужна? Насчет инструментальной стали?
— Как?
— А может, вам нужно знать мое мнение об установке диаметрально-фрезерного «Рейнеке-Лис»?
— Вы все шутите, — произнес инженер, очевидно, намекая на то, что есть на свете и серьезные вещи.
— Я не шучу. но я имею разрешение говорить с молодыми инженерами только о воробьях и соловьях.
— От кого разрешение?
— От вашего Вия.
— От вия? Кто это, позвольте…
— Это у Гоголя, Иван Семенович, в одной производсвенной повести говорят: «Приведите Вия!» — это значит: пригласите самого высокого специалиста. У вас тоже есть такой Вий.