Шрифт:
Выйдя из лифта, Надежда Николаевна услышала, что в квартире разрывается телефон. Как всегда, когда торопишься, молнию на сумке заело, Надежда дернула сильнее, сумка раскрылась, и на пол вывалились разные мелочи – пудреница, помада, очешник, расческа, пакет кошачьих витаминов – словом, все, кроме ключей.
Телефон все звонил, и Надежда наконец вспомнила, что положила ключи в карман куртки, чего никогда не делала, – вытащат в метро или сами вывалятся. Хотя… сумку ведь тоже могут разрезать.
– Иду, иду! – крикнула она, вставляя ключ в
Казалось бы, куда спешить? Если кому надо, то еще позвонит. А если не позвонит, значит, и не большая у него нужда. Но Надежда Николаевна подумала, что звонит муж, которого она только что проводила в аэропорт, что он забыл что-то очень важное или хочет еще раз попрощаться. Она распахнула дверь и, не снимая уличной обуви, пробежала по коридору в поисках трубки. Нашла быстро – тут же, на галошнице. Вот как она туда попала, если кота в доме нет? Думать над ответом было некогда, Надежда Николаевна крикнула в трубку:
– Алло! Саша?
– Какой Саша? – изумленно спросили в трубке. – Это же я…
– Ты-ы… – обреченно вздохнула Надежда и села тут же, на галошницу.
– Надя, ты что, меня не узнала? – заволновались в трубке. – Это же я, Муся!
«Не узнаешь тебя, как же… – подумала Надежда. – Твой голос у меня навеки в памяти отпечатался».
– Да узнала я, узнала, – с досадой сказала она, – как не узнать, ведь мы с тобой сто лет знакомы.
Это была чистая правда. Сто не сто, но знакомы они с Муськой Васильковой почти сорок пять лет. А может, даже и больше. Это именно про таких, как они с Муськой, говорят, что в детстве сидели на соседних горшках.
Все верно, познакомились они в детском саду. А точнее, еще раньше, мамы их родили в одном роддоме в один день. Ну, познакомились мамы, пообщались, но продолжать дружбу не стали. А уж потом, через пять лет, когда Надя пошла в садик, мамы и встретились. И узнали друг друга. И дочек познакомили.
Муську родители назвали Мальвиной и вроде бы угадали – девочка с рождения имела абсолютно кукольную внешность. Сначала была похожа на пупса, а к пяти годам уже напоминала свою сказочную тезку. Только волосы были не голубые, а льняные кудряшки. Зато глаза синие, губки розовые бантиком, выражаясь словами детского классика – «цветок, а не девочка». И голосок тоненький, нежный. Полным именем Мальвину никогда не звали. Как сама выговорила в полтора года: «Муся», так и пошло. И в садике – Муся, и в школе – Муся, и во взрослой жизни то же самое.
В школу Надя и Муся пошли не вместе. Так уж получилось, Надежда с родителями переехали в другой район. Но связь девочки не потеряли. И вот тут-то и выяснилось, что Муська совершеннейшая бестолочь. Как говорят, если девчонка страшная – то дура, а если хорошенькая – то дурочка. Согласно этой классификации Муська Василькова была полной и законченной дурочкой. И в жизни, и в учебе. Но в школе это не очень мешало, учителя не слишком к ней придирались, одноклассники относились неплохо. Надежда тогда с Муськой мало общалась – неинтересно было. Но сведения о ее жизни доходили.
Муська закончила школу, дальше учиться не пошла, с трудом выдержала секретарские курсы, решив, что с ее внешностью этой работой она будет обеспечена навсегда.
Однако все оказалось не совсем так. Точнее, совсем не так.
Привлеченные Муськиным внешним видом начальники с удовольствием брали ее на работу, однако предлагали уволиться, не дожидаясь окончания испытательного срока. Оказалось, что секретарю все же нужно обладать некоторыми навыками: не путать документы, писать без ошибок и кое-как уметь пользоваться компьютером. Из всех пунктов Муська умела только заваривать кофе, и то не всякая кофеварка ей подчинялась. Словом, неблагодарные начальники требовали от Муськи работы, а не только благосклонности. А которые брали ее на другую, так сказать, должность, те уж на поверку оказывались такими скотами, что и вспоминать противно.
Все это Надежда узнала от Муськи, случайно столкнувшись с ней на Невском проспекте.
Потом дошли слухи, что Муська вышла замуж. Надежда тогда даже удивилась – несмотря на Муськину внешность, по ее же собственному выражению, больше двух вечеров с ней никто не встречался, очевидно, мужчинам быстро надоедали ее заливистый смех и непроходимая глупость. Муська родила дочку и осела дома. Располнела и не всегда теперь напоминала куклу. Но повадки остались те же.
Муж продержался лет пять, потом ушел, обозвав Муську на прощание клинический идиоткой. Но не бросил окончательно, давал приличные деньги на дочку.
Муська подсунула дочку бабушке, а сама работала от случая к случаю – то приемщицей в химчистке, то администратором в маленькой гостинице, то распространяла какие-то биодобавки.
Дочка выросла и пошла не в мать – училась хорошо, во время учебы подрабатывала, потом устроилась в приличную фирму и через некоторое время вышла замуж за ее владельца.
Теперь Муське не нужно было работать, и она увлеклась разными курсами и семинарами. Причем все курсы были какие-то, на взгляд Надежды, бесполезные. Самопознание, корректирование кармы, восстановление внутренней гармонии…
Нет, Надежда Николаевна такие вещи не очень уважала. Как-то все неясно, нечетко, смутно и непонятно, для какого беса вообще это все нужно.
Муська оправдывалась тем, что дочка не хочет родить ей внука, тогда бы она все бросила и сосредоточилась на его воспитании. Дочка отмалчивалась, Надежда очень ее понимала, она считала, что глупой и безалаберной Муське нельзя доверить маленького ребенка даже на полчаса.
Теперь Муська была все время чем-то занята. В компании таких же, как она, обеспеченных тещ и матерей она посещала всевозможные курсы, лекции и семинары, оздоровительные процедуры и все такое прочее.
Как всегда, переносить Муську в большом количестве было тяжеловато, так что Надежда старалась поменьше с ней общаться. Муська звонила сама, вот как сейчас.
– А почему ты меня с Сашей перепутала? – посмеивалась Муська. – Неужели голос похож?
Голос у Муськи с детства был тоненький, а теперь, с возрастом, стал не ниже, а визгливее.
– Да нет, я думала, он что-то забыл… он улетел в Нижний Новгород на конференцию…
Надежда слишком поздно поняла свою ошибку, но было уже поздно. Слово – не воробей.