Флавий Крисп

Бриньон Луи

— Спокойствия!

— И ты веришь, что христианство даст тебе это спокойствие? — осмелился задать новый вопрос Авсоний.

— Не важно во что верю я, — задумчиво ответил император, — значение имеет лишь вера народа. Он один всё решает. Но не все это понимают. Хороша христианская вера или плоха, уже не столь важно. Народ его выбрал.

Они верят церкви. Они верят своим Епископам. Пытаясь разрушить эту веру, мы сделаем хуже и им и себе.

Потому мы не говорим о самой вере. Мы говорим о двух половинах на которое разделилось христианство. С одной стороны те кто поддерживает Ария, с другой — те кто поддерживают епископа Александрийского. Надо понять где истина.

— Если ты, светлый царь, уже решил поддержать христиан, тогда тебе лучше выбрать Александра!

— Почему ты так думаешь? — спросил

император у Авсония.

— Всё просто мой царь. Арий отрицает Христа, а именно на сыне Божьем и его бытие основана вся религия.

Отрицая Христа, они тем самым отрицают и саму веру. Если Арий победит, христианство обречено на гибель.

— Глубокие слова. Я о них подумаю, — после короткого молчания произнёс император, а потом добавил, — не уезжай из Византия. Очень скоро ты мне понадобишься для особенного дела.

Император ушёл оставив Авсония одного.

Миновав сад, он подошёл к маленькой калитке возле которой стоял страж с копьём. Он открыл дверь перед императором. Едва он вошёл, как перед ним возник Титаний, его личный телохранитель. Только лишь по едва уловимому жесту он понял желание императора. Спустя несколько мгновений появились сразу несколько человек вооружённых мечами и факелами. Окружив императора со всех сторон, они двинулись по длинному коридору. Достигнув конца, вся процессия свернула налево и подошла к основанию лестницы ведущей вниз.

Здесь один из стражей остался стеречь вход, а остальные вместе с императором стали спускаться по лестнице.

Когда она закончилась, показался ещё один коридор. Здесь повторилась предыдущая сцена. Один из стражей остался стеречь вход, а остальные пошли вперёд. Таки образом они миновали ещё несколько коридоров. Когда они подошли к железной двери, возле императора оставался лишь один Титаний. Он остался стеречь дверь а император вошёл внутрь. Пламя единственной свечи стоявшей на маленьком столике смутно освещала помещение в котором оказался император. Здесь не имелось почти ничего за исключением деревянной кровати на которой лежал изнеможённый мужчина. При виде императора он поднялся и с мукой в голосе спросил:

— Они мертвы?

Голос принадлежал…Криспу. Как ни странно, он всё ещё оставался в живых, хотя вся империя знала о его смерти.

Знали все, за исключением самого Криспа. И император решил первым делом известить его об этом.

— Но почему? — прошептал совершенно сбитый толку Крисп. — Для чего всё это?

— Ты слишком глуп дитя моё, — мягко и с улыбкой произнёс император, — иначе не стал бы задавать подобные вопросы. Или ты всерьёз полагал будто я смогу казнить твою жену и сына?

— Я думал, — только и мог пролепетать Крисп, но император его перебил.

— И ошибся. Я бы не поверил истории про персов даже если б не слышал весь разговор своими ушами.

— Как? — вскричал Крисп. — Ты не мог слышать!

— Ошибаешься, — возразил ему император, — и ты бы мог легко обо всём догадаться если б удосужился немного подумать.

— Охрана… — Криспа словно озарило, — вот почему они пропустили.

— Вот теперь ты на правильном пути, — император одобрительно закивал головой, — я же приказал им оставить на время свой пост и хранить обо всём молчание. Так что, ты их наказал совершенно напрасно.

— Значит это был ты…я ничего не понимаю, — вынужден был признаться Крисп.

— Пойдём со мной и я тебе всё постараюсь объяснить!

Император вывел из темницы и взяв под руку, медленно направился по коридору. Крисп выглядел совершенно растерянным, и всё время бросал на отца вопросительные взгляды. Титаний шёл перед ними и освещал путь.

Таким образом, они проделали обратный путь с той ли разницей, что они не вышли обратно в сад а свернули в ещё один коридор и вошли в небольшую но очень уютную комнату с открытыми настежь окнами через которые проникал солнечный свет. В середине комнаты стояли два кресла. Становилось понятно, что император заранее готовился к этому разговору. Заметив приглашающий жест отца, Крисп занял одно из кресел. Сам император сел напротив и сразу же заговорил. Голос его звучал как всегда негромко и сосредоточенно. Сейчас перед Криспом находился тот человек, которого он знал и которого всегда любил. И он не мог не радоваться этому чувству.

— Выслушай меня со всем вниманием Крисп, и знай, что твоей семье как и тебе всё ещё угрожает серьёзная опасность. Я знал, что тебя собираются убить. И знал, с чьей помощью это будет сделано. Уросий…это он провёл убийцу в твой шатёр. Мы сумели его выследить после того, как Фауста предложила ему свою постель в обмен на твоё падение.

— Ты знал про Фаусту? — в который раз поразился Крисп.

— Это Рим, дитя моё, — выразительно ответил император, — ты понимаешь значение этого слова? Если тебе не известны тайны врагов — ты обречён. Знаешь ли ты, что восемь из десяти Римских императоров пали от руки наёмных убийц? Мне исполнилось тридцать два года, когда умер мой отец, правитель Бретани. До той поры я чувствовал себя слабым. Ведь я был одним из многих, кто мог бы претендовать на трон Западной империи. И не единственным кто мог получить право управлять Бретанией. Но лишь став её правителем, я осознал подлинную беспомощность своего положения. Семь императоров, включая хитрого Диоклетиана. Несколько десятков наследников. Племена варваров, различные сборища всякого рода язычников. И едва не все желали моей смерти.

— И тогда ты стал со всеми следить?

— Не за всеми, а за теми кто был или мог стать моим врагом, — поправил его император и сдвинув брови продолжал с глубокой сосредоточенностью рассказывать, — лишь предусмотрительность и осторожность спасали мою жизнь на протяжение всех этих двадцати лет. Тогда, в далёкой Бретани, я и не помышлял о том, чтобы стать императором Западной и Восточной империи. Иными словами говоря, сделать то, что казалось немыслимым и невозможным. Мне приходилось защищать свою жизнь. Не больше. Очень скоро я увидел пропасть грозившую поглотить всю империю. Постоянные междоусобные войны, восстания народа, жажда сената получить прежнее могущество, преторианцы — которые оставались грозной силой. И тому примером служит Диоклетиан, которого возвели из рабов в императоры. Ты понимаешь Крисп? Эти люди являлись угрозой в первую очередь для своей страны, ибо руководимые тщеславием и алчностью готовы были на всё. Осознавая эту истину, я и ввёл должность гражданского префекта. Отныне, в каждом городе появилась сила, которой не могли управлять Сенат и преторианцы. Это решение сделало их достаточно слабыми для того, чтобы я мог нанести решающий удар… преторианцы были распущены. Сенат — принуждён передать часть своих полномочий префектам, что благотворно сказалось на положении во всей империи. Появилась столь недостающая прежде связка: Сенат считался с префектом, префект же вынужден был считаться с народом. Народ стал единственным судьёй для Сената, а у меня появилась возможность понять насколько правильны те или иные решения, поскольку конечное решение оставалось только за мной.

Крисп не сводил восхищённого взгляда с отца. Шаг за шагом император открывал перед ним истоки своей мудрости.

— Но решение явившее благодать для всей империи, получила очень тяжёлые последствия, — лицо императора слегка помрачнело когда он произносил эти слова, — многие подчинились, но не смирились с потерей власти. И здесь я хочу особо привлечь твоё внимание. — он устремил на Криспа проницательный взгляд и лишь убедившись, что тот внимательно слушает, положил руки ладонями вниз на свои колени, словно опираясь на них и продолжил разговор с сыном. — В те далёкие времена, когда я был более молод, чем ты сейчас, мне вместе с Максенцием, довелось стать свидетелями одного…обряда. В то время многие увлекались разными языческими культами. Мы не стали исключением. Я предполагал, что увижу подношение римским Богам, но стал свидетелем ужасной бойни. Несколько десятков христиан были умерщвлены ужасной смертью. В то время, христиан без причины сажали в тюрьмы и убивали, так что это деяние не явилось чем — то особенным. Но меня поразила жестокость людей, которые исповедовали культ Богини Гекаты. Они убивали с откровенным удовольствием и наслаждались страданиями людей. В ту ночь я понял, насколько опасны эти люди, а с годами лишь убеждался в этой истине. После того, я видел и другие побоища христиан, видел тысячи и тысячи смертей, но ничего не могло сравниться с тем ужасом, что мне довелось испытать, находясь среди этих язычников. Именно там и началась моя вражда с Максенцием, — император невесело усмехнулся, — глупец уверовавший в собственное величие и приравнявший себя к Богам.